Рецензии на книги издательства «Медиум»

Давно с большим предубеждением относился к этой книжке и не зря.
Некоторые замечания во введении и фрагменте о культуриндустрии очень метки, но в целом текст состоит из мифологических спекуляций, племенных предрассудков и заметных подмен. Этакая изрядно устаревшая ангажированная публицистика.
В общем, борцы с нацизмом сваливают с больной головы на здоровую, ведь фашизм был отрицанием Просвещения, хотя и использовал некоторые из его достижений для проведения своего курса на архаизацию и варваризацию социальной жизни. Фашизм был также неразрывно связан и обусловлен своими тенями-врагами (типа коммунизма-марксизма, за который стояли активисты института социальных исследований). Это была связь сиамских близнецов и близнецы были не менее, если не более «фашистскими», чем сам фашизм. (Впрочем, фашазм и был вызван на поверхность страшным заклинанием марксистского коммунизма). «Расколдовывание мира» и преодоление «несовершеннолетия» были попытками вырваться из состояния перманентного рабства у природы и себе подобных. Да, попытки были часто очень неудачными, но американские франкфуртцы клеймят не столько провалы на пути просвещения, сколько стремление выйти из прежнего мифа.
Парадоксально, но некоторые (очень немногие!) тезисы этого, в целом провального опуса, сегодня еще актуальней, чем при написании данных философских фрагментов. Возможно, авторы случайно не досмотрели, тасуя смыслы.
Почему человечество, вместо того, чтобы прийти к истинно человеческому состоянию погружается в пучину нового типа варварства?

Когда и если тебе предоставляется возможность узнать что-то новое, всегда лучше воспользоваться ею. Во многом знании многие печали, но с другой стороны знание – сила и, как по мне, уж лучше быть печальным сильным и умным, чем глупым и слабым (тем более, что пребывание во втором состоянии веселья тоже не гарантирует). О немецком культурологе Вальтер Беньямине прежде даже и не слышала, но уважительный отзыв о нем человека, ко мнению которого прислушиваюсь, не оставил сомнений – нужно знакомиться. Может быть, и даже скорее всего, стоило выбрать для первого знакомства текст Беньямина с более выраженной художественной составляющей. Хотя бы его эссе о нежно любимом Кафке, но тема технической воспроизводимости произведений искусства показалась мне не менее интересной и, одолев для начала этот бастион, отчего позже не вернуться к менее сложным крепостям.

Не могу сказать, что эта работа открыла мне Америку в какой-то из областей. Скорее всего потому, что, как всякая культовая вещь (а это эссе написанное в 1936 году, знакомо всем, кто есть кто-то в сфере масс-медиа и политтехнологий), используется настолько интенсивно, что большинство его базовых постулатов успели стать общим местом. Очень небольшая по объему работа разбита на пятнадцать глав. Пройду по порядку, фиксируя мысли, которые возникали в процессе чтения (не столь глубокие, как у автора, но мне интересные).

I. Обзорная глава: на всем протяжении истории человечества произведения искусства копировались и тиражировались. Начиная от самых первых наскальных росписей и переходя к более насущным, утилитарным вещам, как посуда, узор ковра, вышивка на одежде. Стремление человечества к копированию и тиражированию сдерживалось единственно ограниченностью технических возможностей. В то же время любое изобретение, позволявшее делать множественные оттиски, горячо приветствовалось и скоро осваивалось: от гравюр и книгопечатания, до дагерротипов и фонографов, которые вошли в жизнь на рубеже позапрошлого-прошлого веков. В это же время технические средства тиражирования начали не только превращать в объект тиражирования все уже имеющиеся у человека произведения искусства, но и сумели занять ниши самостоятельных видов искусства, принципиально отличных от искусства в его традиционной форме.

Читая эту главу, я подумала, что стагнация в области предсказательных возможностей фантастики, на которую сетуют сейчас, не в последнюю очередь обусловлена технической возможностью синхронизации ритмов воображаемой жизни с теми, что существуют в реальности. По сути любой посыл фантастики, любая попытка заглянуть в будущее и увидеть более совершенное человечество – это ожидание встречи с жизнью, протекающей чуть быстрее и более интенсивно (с возможностью успевать за определенное количество времени получить больше ощущений, чем человек прошлого или настоящего). Однако после определенного предела картинка человека будущего, летящего на горных лыжах с горы, одновременно решая рабочие вопросы по всемирной сети, прихлебывая отлично сваренный кофе, наслаждаясь концертом Брамса и делая мимоходом, но отменно еще полдюжины дел: все это перестает быть манящим и вожделенным, превращаясь в свою противоположность – карикатурное.

II. Современные средства тиражирования, в отличии от прежних копий, позволяют воссоздать не один раз на всегда канонизированный вид произведения искусства, но десятки и сотни его вариантов при разном освещении, приближении, измененном ракурсе. Может приблизить оригинал к зрителю, может перенести оригинал в ситуацию, для него недоступную. Но, и здесь автор вводит понятие ауры, подлинное произведение искусства несет в себе не только свое «здесь и сейчас», но совокупность всех, устремленных к ней, энергий. Легкость и техническая доступность воспроизведения ведет к тому, что аура оказывается поколебленной, а понятие ценности размывается.

Тут я не могу согласиться. Возможно, восемьдесят лет назад казалось, что тиражирование убивает искусство, но такие аукционные монстры, как Сотби и Кристи и по сей день не прекратили существования, а цены на предметы искусства совершенно запредельные. С другой стороны, существует феномен Энди Уорхолла, сделавшего ширпотреб искусством. Жизнь предоставляет больше возможностей, чем мы и помыслить можем.

III. На протяжении истории меняется способ восприятия искусства. Ориентация реальности на массы и масс на реальность – процесс, влияние которого на мышление и восприятие безгранично.

IV. Уникальная ценность «подлинного» произведения искусства основывается на ритуале, в который оно впаяно. Когда мерило подлинности перестает работать, место ритуального основания занимает практическая – политическая деятельность.

V. Два возможных полюса в восприятии произведения искусства: первый на произведение, второй – на его экспозиционную ценность.

VI. С появлением фотографии и кинематографа экспозиционная ценность начинает теснить культовую.

VII. Кино не есть новая иероглифика или дефиниция молитвы, его уникальность, как вида искусства, в уникальной способности выражать волшебное, сверхъестественное, чудесное естественными средствами и с несравненной убедительностью.

VIII. Потенциальное отличие театра от кино в том, что в первом актер выносит свою интерпретацию роли непосредственно к зрителю, во втором – опосредованно через камеру и у кинозрителя, невольно занимающего позицию камеры, больше возможностей выносить экспертные суждения.

IX. Для кино важно, чтобы актер представлял не другого, но себя, мы идем смотреть не Гамлета, но Васю Пупкина, исполняющего Гамлета. Однако, - утверждает Беньямин, -Игра перед аппаратом в значительной мере лишает объект ауры.

Тут согласна лишь наполовину, заполонившие наш мир сэлфи, в самом деле не слишком богаты в плане ауры, но профессиональные актеры за прошедшие со времен написания работы время, поднаторели в передаче ауры и в лучших образцах мы таки видим Гамлета. Ах да, Мария Степанова в «Памяти памяти» активно разрабатывает идеи Вальтера Беньямина.

X. Доступность современных средств тиражирования привела к тому, что практически каждый зритель (читатель) может в какорй-то мере и в некоторых обстоятельствах ощутить себя творцом. Выступить с собственным посланием миру. В этих условиях квазивозможности выступают дополнительным инструментом околпачивания масс.

Умгум. Оля Бузова такая одна. Однако многие из нас, не помышляя о писательской карьере, получила возможность говорить на интересные темы не только сама с собой, но и с другими интересными людьми.

XI Киноверсия события предоставляет широкие возможности манипулировать реальностью, представляя ее зрителю в том виде, какой оптимален заказчику, но подсознанием даже совершенно постановочные псевдодокументальные вещи считываются как правдивые Посредством кино легче обманывать.

XII.Техническая воспроизводимость изменяет отношение масс к искусству, из наиболее консервативного оно превращается в некоторых областях в наиболее прогрессивное.

XIII. Создаваемое кино изображение поддается более точному и полному психологическому анализу, чем статичное изображение на картине. Раздвинув рамки реальности, кино открыло нам область визуально-бессознательного, подобно тому, как психоанализ открыл область инстинктивно-бессознательного.

XIV.С древнейших времен одной из задач искусства было порождение потребности, для полного удовлетворения которой время еще не пришло. Кино,в противоположность созерцательности, создает развлечение как разновидность социального поведения. Кино высвободило физическое шоковое воздействие из его обертки.

XV . Массы – это матрица, из которой всякое привычное отношение к произведениям искусства выходит перерожденным.. Количество перешло в качество, очень значительное приращение массы участников привело к изменению способа участия.. Созерцательное отношение к восприятию сменилось расслабленно-наблюдательным, Кино апеллирует не к единицам, но к массам, вытесняя культовое значение искусства.

В Послесловии автор констатирует, что все усилия по эстетизации политики достигают высшей степени в одной точке. И этой точкой является война. Горькое предвидение, особенно учитывая, чем закончилась жизнь Вальтера Беньямина.

Вальтер Беньямин - немецкий философ, теоретик культуры.

Не берусь судить о Беньямине-марксисте, так как данное направление мысли никогда не было близко. Тем более, что у Беньямина это довольно интересно смешивается с еврейский мистицизмом и психоанализом. Но как теоретик культуры, автор мне показался более, чем интересным. Интересны его идеи о взаимоотношении ценности произведения искусства и его тиражировании, об упрощении. В эссе о русской литературе ("Новая литература России", ""Идиот" Достоевскиого"), Москве 1920-х ("Москва") Беньямин выступает в роли пристального наблюдателя, меткого критика. Автор даёт краткие, но ёмкие портреты литераторов России начала века. А его эссе о Гёте, пожалуй, одно из самых сильнейших.

Что самое интересное Беньямин из тех интеллектуалов начала прошлого века, кто хорошо принимал то новое, что приходит вместе с технологиями. Автор приветствовал кино, фотографию, и пытался дать адекватную оценку новым явлениям.

Данный сборник содержит практически все работы Карла Густава Юнга, касающиеся восточных философских систем и религий. В него вошли: «К психологии восточной медитации», «Йога и Запад», «Об индийском святом», предисловие к «И Цзин», а также психологические комментарии к тибетской книге мертвых «Бардо Тходол», к китайскому трактату «Тайна Золотого цветка», и к «Тибетской книге Великого освобождения».
В своей рецензии я решил остановиться на последней работе, т.к. она затрагивает очень важную, на мой взгляд, тему мышления.

Различия между восточным и западным мышлением
В терминах современной психологии восточный тип мышления называется интравертным (т.е. направленным вовнутрь). Для него характерно метафизическое понимание индивидуальной души, духа, которые являются частью Мирового Разума.
В противоположность восточному, «стиль» западного мышления можно назвать экстравертным (направленным вовне). Для него «mind» (разум, дух или душа) утратил метафизическую сущность еще со времен Средневековья. Под ним понимается разумное функционирование души, склад ума, ментальность индивида.
Если результатом восьмеричного пути является «самоосвобождение» человека, то христианский Запад считает человека целиком зависящим от милосердия Бога или, по крайней мере, церкви как единственного, санкционированного Богом земного орудия спасения.
Юнг делает очень тонкое наблюдение об отражении типа мышления в религиозных установках.
«Религиозная точка зрения всегда выражает и формулирует существенную психологическую установку и ее специфические предубеждения, даже когда дело идет о людях, которые забыли или никогда и не слышали о своей религии. Несмотря ни на что, Запад остается целиком и полностью христианским в том, что касается его психологии. Милосердие берет начало где-то в другом месте; во всяком случае, прощение приходит извне. Любая другая точка зрения — сущая ересь. … Боязнью, раскаянием, обещаниями, повиновением, самоуничижением, добрыми поступками и хвалой он (западный человек) пытается умилостивить великую силу, которой оказывается не он сам, a totaliter aliter, Полностью Иной, совершенно безупречный и «внешний».
Восток же, напротив, проявляет сочувственную терпимость к тем «низшим» духовным стадиям, когда человек в своем полном неведении кармы еще беспокоится о грехе и муках собственного воображения, веря в абсолютных богов, которые оказываются всего лишь пеленой иллюзии, сотканной его собственным непросветленным умом. Таким образом, душа приобретает абсолютную важность: она — это все наполняющее собой Дыхание, сущность Будды; она есть Дух Будды, Единое. Все существующее происходит из нее и все отдельные формы растворяются в ней обратно. Это и есть основное психологическое предубеждение, которое пропитывает все существо восточного человека, просачивается во все его мысли, чувства и действия, независимо от того, какую веру он исповедует».
***
Если вновь вернуться к психологии, то можно сказать, что сознание в западном его понимании невообразимо без «эго», т.е. «я» - осознающего. В восточной интерпретации сознание способно преступать пределы своего эго-состояния, сливаясь с Мировым Разумом. Эго-сознание для восточного мира считается низшим состоянием, авидья. В то время как самадхи (освобождение) ассоциируется с ментальными состояниями, где эго практически растворяется.
И в этой плоскости может лежать компромисс, позволяющий «соединить несоединимое». В западной психологии признается область сознания, не контролируемая разумом – бессознательное. «Можно с уверенностью допустить: то, что Восток называет «mind», должно больше соответствовать нашему «бессознательному», чем «разуму» в нашем понимании», - пишет Юнг.
В современных словарях бессознательное определяется как: 1) совокупность психических процессов, актов и состояний, обусловленных явлениями действительности, во влиянии которых субъект не отдает себе отчета; 2) форма психического отражения, в которой образ действительности и отношение к ней субъекта не выступают как предмет специальной рефлексии, составляя нерасчлененное целое.
Но главный вопрос заключается в содержании бессознательного. Существует точка зрения, что оно состоит только из инстинктов или из вытесненных либо забытых содержаний, которые были некогда частью сознательного ума. Но для Юнга бессознательное – это творящий образы разум, который содержит неограниченное количество мотивов архаического характера, отражающихся во снах и мифологии. Именно этим он объясняет единство мифологических мотивов у народов, разделенных континентами, когда миграция как средство общения была практически исключена.
«Бессознательное, - пишет он, — место рождения форм мысли, такое же, каким наша традиция считает Мировой Разум».
***
Так кто же в конечном итоге прав?
Юнг приходит к выводу, что ни восток, ни запад. Каждая из сторон не способна считаться с обстоятельствами, выходящими за ее рамки. Одна недооценивает мир сознания, другая — мир Единого Разума.
«В результате и та, и другая в своем экстремизме теряют половину мира; их жизнь, отрезанная от полноты бытия, обречена на искусственность и дегуманизацию. На Западе мы видим манию объективности, аскетизм ученого, борца с предрассудками, отвергающие красоту и полноту жизни во имя идеальной (или неидеальной) цели. На Востоке — мудрость, умиротворенность, отрешенность и инертность психики, обратившейся к своим туманным основаниям, оставившей позади горе и радость жизни, какова она есть, каковой ей, по-видимому, и должно быть.»
И далее

«Экстравертированная тенденция Запада и интровертировапная тенденция Востока преследуют сообща одну важную цель: обе развивают отчаянные усилия для того, чтобы завоевать и подчинить себе простую естественность жизни. Утверждение духа над материей, opus contra naturam (покорение природы (лат.) — это симптом молодости рода человеческого, еще наслаждающегося применением самого мощного оружия, когда-либо изобретенного природой: сознательного ума. Зрелость человечества, лежащая в отдаленном будущем, может развить совершенно иной идеал. Со временем даже победы и завоевания перестают быть мечтой».

***
Остальное – в Цитатнике.