Ричард Фланаган: «Художественная литература — это не ложь, а истина, необходимая истина»

Автор: Стефани Кросс

Ричард Фланаган выиграл Букеровскую премию в 2014 году за роман «Узкая дорога на дальний Север» . В новом романе «Первое лицо» горе-писатель Киф оказывается на адской работе «литературного негра». (Литературный негр — автор, за вознаграждение пишущий тексты за другое, как правило, известное лицо. Его имя при этом в книге не указывается. Сегодня по соображениям политкорректности этот термин предпочитают заменять в западных странах на англ. ghost writer (букв. «писатель-призрак») — прим. перев.)

Этот роман совершенно другой, по сравнению с «Узкой дорогой». Таков и был план?

План? У меня не было плана. «Первое лицо» — это книга, которую я начал еще до Букера и закончил после того, как в то же самое время пытался сёрфить на потоках грязи, которые принес Букер, не падая и не будучи похороненным заживо.

Можете рассказать нам о предыстории «Первого лица»?

В 1991 году, когда я был разнорабочим на стройке и пытался написать свой первый роман, я получил предложение на сумму 10000$ от величайшего афериста Австралии и корпоративного преступника, Джона Фридриха: написать от его лица мемуары за 6 недель.

Он присвоил себе миллиард долларов в сегодняшнем эквиваленте, создал своего рода тайную сеть, а потом все это рухнуло. Его телохранитель был моим приятелем, именно так я получил ангажемент. Мы работали над книгой три недели, и потом он застрелился. Мне оставалось только писать за фантома.

Хотя роман основан на вашем личном опыте с Фридрихом, ваш «литературный негр», Киф, считает, что достоверность достигается и без неукоснительного следования фактам.

Наверное, так и должно быть: в конце концов, вымысел — это не ложь, а истина, основная и необходимая истина, в которой мы нуждаемся настолько же, насколько нуждаемся в еде или сексе. Без вымысла мы отравляем себя ложью от первого лица. И, возможно, это был страх, который я чувствовал с Фридрихом все эти годы назад – страх стать первым лицом, загнанным в чью-то чужую ложь. Так как если история в виде лжи заводит нас в темные углы, то история в виде вымысла предлагает возможность преодоления и освобождения, признания многих вещей, которые присущи каждому из нас.

Киф обнаруживает, что единственный способ стать писателем — это писать. Может ли это быть вашим советом?

Я не даю советов. Люди пишут книги вопреки себе. Может быть поэтому я никогда не понимал ученых степеней по писательскому мастерству.

Вы становитесь так же одержимы своими персонажами, как Киф?

Нет. Но Киф – посредственный автор, который верит в большую старую неправду: опыт, сопереживание и необходимость отождествления с вашим героем от первого лица — те вещи, которые люди говорят о своих произведениях, когда они не знают, что сказать, и не знают точно, что писать. Это приводит Кифа к ложной оценке.

Как тасманиец, Киф обнаруживает, что это трудно, чтобы тебя воспринимали всерьез как писателя. Это ваш жизненный опыт?

Так и было. Когда я начинал, Тасмания все еще была метафорой всего того, что австралийцы ненавидят в себе – их каторжное прошлое, природную жадность, жестокий расизм и общую незначимость. Моему первому роману «Смерть речного лоцмана» было отказано в обзорах в ведущих широкоформатных изданиях Австралии на том основании, что он не вписывался в узнаваемую школу австралийской литературы. Что является одним из самых приятных комплиментов, которые я когда-либо получал.

«Первое лицо» попадает в волну подъема жанра автофикшн (автофикшн, от фр. autofiction — букв. «автовымысел», «самовыдумывание». Субжанр литературного самопортретирования, сочетающий элементы автобиографического повествования и авторского вымысла — прим. перев.). Вы понимаете причины его популярности?

Я даже не понимаю его смысл. Это как-то связано с французами? Я опасаюсь, что это можно как-то связать со мной. Проблема в том, что Флобер заявил в гневе: «Госпожа Бовари — это я!», а романы всегда заимствуют везде и всё, и немало от собственной персоны автора. Ярлыки лучше наклеивать на баночки с вареньем.

Что могут предложить более традиционные, реалистичные романы, по сравнению с автофикшн?

Большая истина в том, что мы не одиноки, нас много, и всё то, чего мы еще не знаем, нам нужно открыть.

Вас не терзает соблазн написать свои собственные мемуары?

Меня манит все неблагоразумное, но я надеюсь, что не поддамся этому. Святой Августин молился, чтобы Господь даровал ему рассудительность и воздержанность, но не прямо сейчас. К чему я бы добавил и мемуары, но святой Августин мудро этого не сделал.

Перевод: lusinda_lusinda
Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ