The Guardian: «Одна история» по версии Джулиана Барнса — изысканный взгляд на любовь

Автор: Кейт Клэнчи

Как и в его романе «Предчувствие конца» , получившем Букеровскую премию в 2011-м, и в книге «Нечего бояться» (2008), по сути являющейся его мемуарами, в новом романе Джулиана Барнса рассказывается о пожилом человеке, размышляющем о смысле жизни. Всех трех героев объединяет детство в 1950-х годах, описанное также в «Метроленде» , дебютном романе Барнса, и принадлежность к перспективной, даже если и беспокойной, академической молодежи 60-х годов, которую забрали из их пригородных семей. В каждом из этих романов также есть сходная меланхолия, тот же интимный тон, тонкая грань ритмичной, элегантной, недооцененной прозы, и много сказано о времени, любви и обманчивой природе воспоминаний.

Наш новый герой, Пол, относит себя скорее к правдивому мемуаристу Барнсу, чем к его вымышленному предшественнику, очаровательно ненадежному рассказчику Тони Вебстера в «Предчувствии конца» . Пол начинает как бы в форме эссе, с широкого, философского вопроса: «Вы предпочитаете любить больше, и страдать больше, или любить меньше, и страдать меньше?»

Он постоянно следит за историческим контекстом и особенно внимателен к архитектурным деталям и манере растрачивания денег; и он всегда стремится сделать себя ординарным, простым примером человеческой природы. Также он с беспокойством обращает внимание не только на проблему самогероизации, но и на ее противоположность: «Существует опасность быть ретроспективно анти-героическим: заставить вести себя хуже, чем вы есть на самом деле, может быть формой самовосхваления».

Тони начинает свою историю со школы, где амбициозные молодые люди соперничали между собой за набор баллов у учителя истории. Пол, наоборот, открывает свой рассказ на отдыхе. Ему 19, он приехал из университета, и от скуки он бесцельно катается по загородным аллеям на своем «Моррис-Миноре», купленном, как заведено было в те времена, на студенческий грант. Как и у Тони, у него есть несколько друзей мужского пола, но, в традициях Барнса, он не соперничает с ними, также он не особо озабочен чувством обиды на своих родителей. Секс, по-видимому, ему тоже не интересен. Когда его мать предлагает ему присоединиться к теннисному клубу, он дружелюбно соглашается, удовлетворившись лишь несколькими кислыми фырканьями о «Хьюго» и «Каролине», с которыми он играет. Но когда, как и Тони, он встречает привлекательную, опытную, ироничную женщину, намного старше него, Сьюзан Маклауд – «она носит свое обычное теннисное платье, и мне интересно, что будет, если его зеленые кнопки расстегнуть ... я никогда раньше не встречал никого, похожего на нее» – он не сбегает в смущении, как это сделал Тони, а становится ее партнером в смешанных парах, отвозит ее домой, и отправляется в дерзкий, десятилетний любовный роман: его «единственную историю» и определяющее событие его жизни.

Рассказчик Джулиана Барнса суров во всем. Фото: Роберто Ричутти/Getty Images

Не то чтобы старший Пол позволял нам восхищаться его храбростью или романтикой. Он суров во всем: его революционные порывы, его бунт против родителей, его изгнание из теннисного клуба, даже секс. «Я не могу вспомнить, когда или где мы впервые поцеловались, кто сделал первый шаг, или это было одновременно. И, возможно, это был не столько шаг, сколько дрейф по течению». Прекрасные романтические образы — «любовь ощущается как огромное и внезапное смягчение пожизненной хмурости ... как будто легкие моей души были наполнены чистым кислородом» – были отброшены в сторону, тщательно отдалены от любого фактического обнаружения, и отвергались почти сразу: «Я думал так, только когда был один, конечно».

«Предчувствие конца» быстро движется, усиливаемый своим ненадежным рассказчиком и плотным сюжетом, где каждая деталь оказывается важной. Пол сопротивляется такой искусственности: он перепрыгивает, он повторяется, он спойлерит с самого начала, и он отказывается упорядочивать персонажей по сюжету, выделяя, например, значительное место подруге Сьюзан — Джоан, которая не является важным героем в истории, и очень мало дочерям Сьюзан, которые ими, наоборот, являются. Муж Сьюзан, Гордон «Слоновьи штаны» Маклауд (получивший такое прозвище за его широкие шаровары), является потенциально отменным злодеем: страдающий ожирением, жестокий, фанатичный гольфист, который жует лук перед едой. Конфликт Пола с ним является центральным событием, интересен и длится многие годы: но он настаивает на том, чтобы рассказать нам о нем вскользь, эпизодически, не освещая ни одного конкретного момента конфликта, так что это противостояние отдаленно и размыто.

Все это означает, что исключительные моменты, а их много, «Одна история» получает из своей психологической остроты, особенно о том, как мы вспоминаем. В повествовании Пола переживания разрушают сами себя, а личности распадаются катастрофически убедительным образом. Сьюзан сначала показана привлекательной, богатой, ее присутствие в истории значительно, полна ироничных оборотов речи, из которых мы делаем вывод о развитом интеллекте, но к середине книги она становится уменьшенной до серии повторяющихся образных выражений: «Потерянное поколение… все это было ужасно интересно», в то время как даже ее прозвища, жизненно важная часть ее шарма, сводятся к устным характеристикам: «Мистер Сингл», для мужчины, который бьет ее, или «Мистер Барсук» для Пола. Она продолжает задавать отчаянные вопросы, пока мы, а не только Пол, не задаемся вопросом, знали ли мы ее вообще когда-либо.

Здесь мы наблюдаем постоянную деликатную игру с личными местоимениями: Пол говорит «я» только тогда, когда он со своей любовью; в другом месте он отстраняется к обобщенному «вы», и, в конце концов, условный «он», который может вернуться обратно к «я» только в моменты крайней боли. Письма сами по себе становятся подозрительными: «вашей чернильной ручкой, чтобы заставить вас ненавидеть меня», небрежно пишет Сьюзан в дневнике Пола, и ее жалкая запись прокручивается и прокручивается в голове Пола, логически, философски, во всех прошлых и возможных будущих контекстах, до тех пока не останется ни ненависти, ни любви. Все это кажется ужасно грустным и ужасно реальным: безусловный рассказ о том, как романтическая любовь попадает в ловушку своих собственных рамок и опустошает себя цветом и смыслом.

Но это не кажется непременно «единственной историей» о любви. Как и в «Предчувствии конца», книге, в которой два человека убивают себя, вместо того, чтобы стать отцами, или в рассказе «Нечего бояться», где от детей просто-напросто отказываются, защищаясь таким образом от страха смерти, это во многом история против родительства. Пол «часто забывает», что у Сьюзан двое детей. По его мнению, она должна быть спасена от ее материнства, которое он видит как «растущее социальное принятие в сочетании с медленным эмоциональным ослаблением».

Одна из самых с любовью вспоминаемых им сцен: он сидит со Сьюзан в машине на Харли-Стрит, держа свежеупакованную диафрагму в коробке; он отвергает своих современников с традиционными семьями и жизненными укладами как «пахарей». Но Барнс слишком хороший писатель, чтобы быть таким же незрелым. Из-за плеча Пола, и особенно в его с волнением описанных фантазиях, мы наблюдаем другие виды любви – менее романтичные, более обычные, но зато более продуктивные: нежность его друга Эрика, обнадеживающий позитив и стойкость его подруги Анны, и больше всего – блестящее спокойствие Марты, дочери Сьюзан, с ее больной матерью, которая не говорит «эмоциональное ослабление», но о любви, данной в семье, по крайней мере в какой-то момент, отзывается свободно и щедро.

Даже у ужасного Гордона есть свое прозрение, как говорит Сьюзан Полу.

«Что я ненавижу, — говорит она, — это когда он встает на колени».
«Он встает на колени? В своих слоновьих штанах, я думаю».
«Да, это ужасно, это стыдно, это недостойно».
«И что, умоляет тебя остаться с ним?»
«Да. Понимаешь, почему я тебе об этом не рассказываю?»

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ