Победивший дракона (сборник)

Глухое отчаяние гамсуновского "Голода", будничное безумие гоголевских персонажей, фрагментарные вихры прустовской памяти. Кажется, что лирический герой Рильке вобрал в себя всё беспокойство, душевные метания и неустроенность своего времени. В поэтическом ритме текста, обрывая одну мысль и начиная другую, он обгоняет сам себя, возвращается в детство, беседует с историей, бежит от будущего. Мальте шарахается от вещей и людей, переживает панические атаки, находится на грани сумасшествия, которое до странности органично вросло в его разум. В его восприятии даже смерть – всего лишь неизбежная составляющая окружающего пространства, определённая и отталкивающая, всегда находящаяся где-то поблизости.

Не знаю, отчего это так, но все теперь глубже в меня западает, не оседает там, где прежде вязло…

Поговорим немного о книге "Записки Мальте Лауридса Бригге". О чем она? О новоприбывшем в Париж 28-летнем молодом человеке, абсолютно потерянном, бедном, но с замашками богемы; человеке, который уже не представитель богатого сословия, но никогда ему не стать своим среди бедных - и дело только в нем. Беднота, безрукая, вся в тряпье, подмигивает ему - мы тебя ждали, говорит она ему. И вот, спасаясь, он вспоминает детство - и всюду сквозит смерть, она здесь второй герой после Мальте, она здесь всем правит - ей все подчинено. И чтобы спастись от нее Мальте ищет Бога. Бог здесь - лейтмотив. Он, как и смерть, повсюду. И это-то как раз не удивляет - все тоже самое можно найти и в поэзии Рильке. Так вот: убегай в свое детство, он вспоминает все, что так или иначе на него повлияло. Я выделил три…

“Высоковольтное” поэтическое восприятие главным героем смерти, одиночества и детства в мистическом ключе автора-поэта.

Я честно прочитал записки два раза. В первый раз я грешил на то, что просто невнимательно прочитал книгу, что просто не понял, чего мне там автор хотел донести. Но нет, после второго раза я его не понял еще больше. Язык изложения мне не понравился совсем. Перескоки от серьезных описаний мгновенно на стихи в прозе выбивали из под меня колею напрочь. И с темы на тему, как мне показалось. Не люблю я стихи, ничего с этим не сделать, а эта книга еще и написана была поэтом. Ожидал я тут каких-то философских мыслей и думок, но ничего не увидел, кроме бесконечного стенания персонажа о проходящем сутулом мужике и о том, что можно гладить читающего книгу по волосам, а он и не заметит. В таком духе написано все от начала и до конца.

_____________ Первая рецензия, в которой нечего сказать ровным…

Это книга из тех, что принадлежат к одному особому виду: после них либо не хочется жить, либо хочется убивать, в зависимости от настроения. Иногда и то, и другое сразу. Не потому, что описывается полное дно, как, например, у Достоевского, а потому, что это дно личное. Дно в голове персонажа. Смотришь его глазами – вроде бы все как надо, ну да, в человеческом бытии много всяких серостей, несправедливостей и даже парадоксов, но сколько хорошего можно увидеть, если захотеть. Однако Мальте (Рильке, подозреваю, тоже) не хочет. Он хочет бродить, он хочет страдать, он хнычет и стонет, разве что по земле не валяется, вопрошая небо, что и зачем происходит. Сложный они народ, поэты!.. И только поэтической душой героя можно объяснить эти записки, этакий ворох собственных снов, воспоминаний, мыслей…

Люблю тебя. Закон сладчайший. Ведь   с тобой сражаясь, мы росли и зрели:  тоска по дому Ты — мы с ней посмели  тягаться, но ее не одолели:  Ты — песнь, которую мы молча пели.  Ты — лес. откуда выйти не сумели.  Ты — сеть.  в которой чувства-беглецы засели.  С каким величьем приступил Ты к делу  в тот день, когда замыслил Свой посев!  Мы разрослись под солнцем без предела —  корнями вглубь, а ветви так воздев,  что завершиться можешь ныне смело  средь нас. и ангелов, и Приснодев.  На скате неба руку укрепи,  и то, что в нас темно Тебе.— терпи!

Рильке Р.М. Часослов

Ощутить творчество Рильке практически невозможно без соучастия. Сопереживание, почти неизбежно возникающее во время чтения записок, может быть неуютным. Это не сюжет, за которым можно комфортно наблюдать через ширму, через экран.…

Сложно понять прозу Райнера Рильке, не представляя себе его поэзии, поэтому мне пришлось обратиться к его великолепным стихам, чтобы разгадать печальные строки Мальте, от лица которого поэт вёл своеобразный дневник, включающий в себя стихи в прозе, новеллы и письма. Первая часть книги – это детские воспоминания Мальте, одинокого и одолеваемого страхами, недуг и смерть для него непостижимы, он видит «странные картинки, на которых вещи простейшего обихода сходят с ума», ему кажется, что он научился видеть то, чего не видят другие, в его мире иная шкала ценностей и нет ничего мелкого и случайного. Для ребёнка все становится важным, даже мелочи, и ему надо охватить сразу всё, чтобы ничего не упустить. Перед ним простирается тайна еще непрожитой жизни, что-то тёмное и демоническое скрыто в…

Метафизика унылых тел. Эпизоды серой жизни, сконцентрированные в толстой тетраде. Люди, события, реальность или сон, прошлое или несостоявшееся настоящее. Нелепость происходящего вокруг Мальте, выраженная через его жизнь, жизнь маленького человека на полотне великой истории. Эфемерность самого факта существования не только датчанина-поэта Мальте, но и вообще тебя самого.

Ты раскрываешь "дневник" на любой странице и оказываешься погружен в тленность мира. В лица вокруг: и пытаешься понять, это сейчас настоящий перед тобой человек, или всего лишь одна из многочисленных жизненных масок. Толпа идет, высший свет проезжает мимо, нищета не только не порок - это сама удрученная жизнь. Мальте шаркает неспеша среди них и по его следам не только улицы и переулки принимают серый вид, но и твое…

Итак, я умер — или умираю, или умру когда-нибудь. Если вы читаете эти слова, то, вероятно, первое. Когда-то я уже составлял завещание — в твердом уме и трезвой памяти, о, эти кошмарные безвинные часы!, — но после всего пережитого, думаю, надо попробовать снова. Записки Мальте — это не завещание, и даже не предсмертная записка, но — книга умирания, модернистский манифест смерти, — они-то и навели меня на мысль о том, что я умираю. А покойнику неприлично без завещания. Так что со мной? Может, я подхватил какую-то заразу меж страниц. Сиюсекундно мне, во всяком случае, плохо. Я скользил по волнам «Записок», доверчиво умирая, а Мальте был моим Хароном, немертвым и неживым. И вот я умер, или умираю.

Поэтому я сюда и пришел. Сюда — это в Париж. Думал, здесь умирают, а здесь, оказывается, живут —…

Всевышний скончался в муках, молиться престало на капитал и теорию видов, а виною всему сны и детские травмы. На рубеже веков мир стал прибежищем сумбура. Разрушено все привычное и понятное. Реальность пошла трещинами, чтобы вскоре разлететься на куски, подорвавшись на мине двух мировых войн. Старый порядок изжил себя, новый еще не успел родиться. По промозглому Парижу слоняется Мальте Лауридс, потомок датского аристократического рода. Он нездоров физически, но еще сильнее – эмоционально. Он находится на краю нищеты, но пока еще способен поддерживать в чистоте манжеты, снимать дешевый угол и общаться со «своим поэтом» в общественной читальне. Он тяжело переживает неустойчивость своего положения, оттого ему постоянно кажется, что все парижские клошары тянут к нему свои скрюченные руки,…