Святой колодец. Трава Забвенья (сборник)

"Меня подбросило, а когда я очнулся, то одним глазом увидел лежащую под щекой землю, а сверху на меня падали комья и летела пыль и от очень близкого взрыва едва пахло как бы жженым целлулоидным гребешком".

Из щегольства Валентин Катаев, парень, прошедший на тот момент самую кровопролитную - Первую мировую - войну, носил осколок, извлеченный из его тела, на цепи браслета.

"Носили бы его на простой стальной цепочке, а дутое американское золото не стоит вашего настоящего".

Этот совет будущему писателю дал ему его наставник, Бунин. Странная история, странная встреча. Странная книга, написанная пятьдесят лет спустя, не столько мемуары, сколько история взросления - рассказанная беспощадно к самому себе.

Знакомство Бунина и Вали Катаева состоялось, когда последний был упрямым и целеустремленным…

Валентин Петрович Катаев написал 10 томов произведений. Так сложилось, что "Святой колодец", написанный в 60-х годах прошлого 20 века, прочитала только сейчас. Умели писать классики, удовольствие получила огромное. Настоящее художество о том, что было и есть на момент написания, о чем думается и что представляется. Героев, как бы нет, но постоянно чувствуется присутствие жены автора и детей (сына и дочери, которых автор шутливо называет Шакал и Гиена). Есть у Катаева такое, давать прозвища близким и знакомым. Какие же бывают различные воспоминания: одни вызывают неприятие ( недавно прочитанная "Легендарная Ордынка" Михаила Ардова) и другие (катаевские), которые вызывают приятные чувства, самые разные. В книге есть и юмор ( о Мандельштаме и его жене Надежде) и стихи поэта: "Кахетинское…

Я — один из немногих читателей, который преданно любит Валентина Катаева и считает этого писателя незаслуженно забытым и непонятым. Казалось бы, его при жизни активно издавали, он был членом Союза Писателей, постоянно встречался с читателями, после его смерти издано не одно собрание его сочинений. Но у нас нет его музея (есть литературная экспозиция в одесском музее), его книги не изучают в школьной программе. Его имени не учредили премию. А ведь это показатель общественного признания. Между тем (а это важно), темы, которые затрагивал Катаев, не утратили актуальности. А язык, которым он говорит с читателем — правильный, красивый, русский классический язык. И ради только беседы с умным человеком, ради этого внутреннего диалога читаешь Катаева. А Катаеву было о чем рассказать: первая…

Бигнония: Цветы бигнонии необязательно как на картинке, могут быть темнее и светлее, но на бордовые и розовые я смотрю с подозрением. Они неправильные, правильную, кирпично-красную, написал Катаев , написал так, что розовая бигнония прочитавшему "Траву забвенья" кажется странной. Катаев обладал могучей силой описания. И еще более могучим умением сказать, что хочется, не говоря нежелаемого. Мовизм, говорит автор, это от слова "mauvais", плохой, значит. Неумело, мол, пишу, не стреляйте в пианиста, играет как умеет. Катаев умеет сплести из воспоминаний осязаемое и ускользающее одновременно. Перепрыгивая во времени, переводя взгляд с одного современника на другого, переключая вид от первого лица на вымышленное альтер эго - Рюрика Пчелкина. В зависимости от того, о чем…

Изданная в "Новом мире" в 1967 году, была "Трава..." чем-то новым и необычным в творчестве Катаева . Сам он, писавший в стиле соцреализма, назвал этот стиль "мовизмом", "плохим письмом". Лукавил, понятное дело. Да и отрывистость, отсутствие структуры и явной последовательности вовсе не его заслуга. Сразу вспомнился Василий Васильевич Розанов и его Опавшие листья . Было ли это поиском новых форм, переоценкой долгих лет работы, перестройкой и переналадкой под ветром перемен...все возможно. Формально эта автобиографическая повесть рассказывала о становлении будущего писателя, о влиянии двух таких великих, и таких диаметрально противоположных поэтов как Бунин и Маяковский. На самом деле это была осторожная, завуалированная исповедь, в надежде на понимание, а возможно на оправдание.…

Катаева я никогда не воспринимала как мастера слова - фельетонист, публицист - рядовой работник пера, не слишком требовательный к себе. И эта книга мало что изменила в моем отношении к нему.
        Он часто использует одни и те же понравившиеся ему определения - штампует; горазд в  подробном и многословном описании одежды своих персонажей; грешит манерностью - "крыла Азраила" и ангелы смерти постоянно мелькают на страницах этой книги -  вообще слишком много слов посвящено теме смерти, возможной смерти и суетных посмертных действий, банальных поминальных речей. Упомяну и про верность социалистическому образу мысли которую он неустанно демонстрирует, хотя для 1967 года, возможно это еще было необходимо.
        По человечески я также не очаровалась автором - например мелочную…

В "Траве забвения" я открыл совершенно нового, неизвестного для меня Катаева. Я знал его только как автора "Белеет парус одинокий", "Хуторок в степи" , "Сын полка", "Время вперед", которые прочитал еще в подростковом возрасте и в последующем особенно им не интересовался. Здесь же я узнал, что он начинал с поэзии и был любимым учеником Бунина, который сыграл большую роль в становлении Катаева как поэта и прозаика, но не смог изменить его отношения к Революции. Необычна сама форма написания этих воспоминаний. С такой я встретился впервые. Это не связанное единое повествование, а извлекаемые из памяти запечатлевшиеся там события о себе, о времени, которые автор откровенно изложил на бумаге. Очень много Катаев пишет о Бунине, его не простом характере и отношении к происходивших в России…

"Моруа утверждает, что нельзя жить сразу в двух мирах – действительном и воображаемом. Кто хочет и того и другого – терпит фиаско. Я уверен, что Моруа ошибается: фиаско терпит тот, кто живет в каком-нибудь одном из этих двух миров; он себя обкрадывает, так как лишается ровно половины красоты и мудрости жизни. Я всегда прежде жил в двух измерениях. Одно без другого было для меня немыслимо. Их разделение сразу превратило бы искусство либо в абстракцию, либо в плоский протокол. Только слияние этих двух стихий может создать искусство поистине прекрасное. В этом, может быть, и заключается сущность мовизма". Повесть - одна из первых работ позднего Катаева, и "слияние двух стихий" здесь раскрывается в полной, обостренной, мне кажется, форме. Вся повесть - это своеобразный поток видений…

Два человека учили Валентина Катаева видеть мир. Мир был разный, у каждого свой взгляд.

Бунин и Маяковский. Маяковский и Бунин. Что у них общего? Пожалуй, ничего, кроме возможности смотреть на окружающую жизнь беспощадно зоркими глазами и давать совершенно точное словесное выражение, быть художником слова с неистощимой фантазией.

Маяковский и Бунин. Бунин и Маяковский. Что у них общего? Пожалуй, ничего, кроме главного объединяющего – таланта.

Антагонизм литературных направлений. Не выдумка ли это? По-моему, не существует никаких литературных направлений. Есть одно только направление в искусстве: всепокоряющая гениальность. Даже просто талант. И – воображение.

Очень хорошая книга. Как назвать, к какому жанру ее отнести? Затрудняюсь с ответом. Сам Катаев признается, что не…