Рецензии

Выпал мне в "Охоте на Снаркомонов" такой пункт - "Фамилия автора кончается на -ич". Долго и упорно я искал подходящих авторов, которых оказалось не так то много (а может я просто плохо искал). Ну и мой выбор пал на Горана Петровича. Роман я брать не стал, а решил начать знакомство с автором со сборника рассказов. Скажу сразу, знакомство оказалось не совсем удачным. Не подружились мы так сказать с Петровичем =)
Книга состоит из двух сборников рассказов, которые очень сильно отличаются друг от друга по стилистике.
Первая часть книги мне не понравилась от слова совсем. Все эти "расчесывания солнечных лучей", "выложенное на стол любопытство", "уровни яви и сна" поначалу читались интересно, но потом уже начался прям перебор. Автор просто перегрузил текст этими метафорами, чем меня и оттолкнул.
Рассказы, из второй части книги, были уже без всех этих "красивых оборотов речи", но оказались тоже не в моем вкусе. Все они получились какими то непонятными, мрачными и с типо открытой концовкой (а-ля додумай сам что и как). При чтении мне почему то вспомнился мой любимый автор Харуки Мураками, но увы Горану Петровичу еще ой как далеко до него.
В общем тут дело вкуса. Советовать книгу не буду, просто прочитайте по одному рассказу из каждой части и решите для себя, нравится вам такое или нет.

"Ай лёлэ лёлэ лёлэ
Ай лёлэ лёлэ лёлэ
Ай лёлэ лёлэ лёлэ
Хэй хэй лёлэ лёлэ"
OQJAV

Gloria in Еxcelsis означает «слава в вышних…». Слава в вышних кому бы там ни было, что в этой книге не тысяча страниц, потому что творческая задумка автора позволяла их настрочить, а читать даже вполовину меньший объем было безотрадно. Не так уж плохо, не так уж скучно, совсем не бесполезно, а именно безотрадно на полную катушку.

Миленко Ергович потратил десяток лет на написание сложнейшего романа, и надо отдать ему должное, что текст вышел с технической стороны безупречный. Три линии повествования, одновременно и совершенно различные, и неуловимо скрепленные вместе общими мотивами — потери дома и мелким ужасом человеческого существования. Автор мастерски обращается со временем. В далеком прошлом оно течет с широким размахом, годы легко сменяют друг друга, но единая история при этом не распадается и не отклоняется от своего русла. Во второй истории время разменивает недели и месяцы, но кажется, что стоит на месте. Последняя часть, самая напряженная и тонкая, погружает нас с головой в то особое состояние измененного сознания, когда в чрезвычайной опасности всё вокруг двигается как в замедленной съемке. Каждая секунда длится вечность, но и в нее можно вместить целые миры. Я бы посоветовала начинающим авторам обратить внимание на эти техники, не все же по Достоевскому учиться работать со slow-motion в литературе.

Малоизвестный у нас балканец очень любит рассказывать истории. Это и сильная сторона его, как автора, потому что он делает это к месту, а не когда приспичит, но одновременно и слабость. В какой-то момент начинаешь просто задыхаться, теряясь между всеми этими простодушными хорватами, боснийцами и турками с их печалями и радостями, огородиками и шкапиками, родственниками и друзьями. Какая-то бесконечная свадьба: вот и приезжают Шимуны и Йожефы десятками за читательский стол, а автор торопливо бубнит нам в ухо — вот это внучатый племянник троюродной тетки, которая повесилась на колокольне в праздничный день, а вот это лучший друг человека, который мог бы быть ее отцом и сорок лет назад он на лошади задом наперед катался, а это маленький Ахмет, у которого в четыре года уже стеклянный глаз. Этих троих я выдумала для примера по образу и подобию, настоящие истории в одно предложение не уложишь. Идея замечательная: мир состоит не из глобальных проблем, а из частных суетных неприятностей, которые усугубляются на фоне общей беды. Любое общество соткано из тысяч «маленьких людей», и на их плечишках все и держится. Хорошо бы было, если б они смогли проявить братские чувства и в едином порыве преодолеть любые трудности, но это недостижимый идеал. В реальной жизни они просто толкаются друг с другом, гадят по мелочи, помогают тоже по мелочи, а нас, читателей, своим обилием и мимолетностью могут откровенно раздражать.

Перед прочтением желательно освежить познания об истории Хорватии и Боснии — или даже не освежить, а получить их впервые, потому что в среднем по больнице мы знаем о братских славянских народах до обидного мало. Пары статей в Википедии вполне хватит, а остальное Миленко Ергович и сам объяснит. Мне кажется, книга может быть любопытна всем, кто хочет ощутить атмосферу настоящих Балкан, не искаженную магическим восточнославянским реализмом.

Книга прочиталась с интересом - я люблю страноведение, а про Балканы давно ничего не читала и с тамошней культурой знакома мало, поэтому повествование Ерговича, довольно объемное и монументальное, оказалось очень познавательным с точки зрения боснийско-хорватской культуры, особенностей и истории. Страна обрела независимость только после Первой мировой, ее знатно поволтузило в межвоенный и военный период, а после распада СССР она тоже развалилась на составные части по национальному признаку (ныне на территории бывшей Югославии находятся семь независимых государств).

В романе три автономные линии, разделенные во времени и композиционно тоже искусно уложенные в разный временной охват. Записки монаха-францисканца из 18 века, когда полуостров еще находился под османским владычеством и на восстановление сожженного монастыря требовалось разрешение турецкого султана, занимают промежуток в два года и все это время монахи добивались этого самого разрешения (за это время их и обманывали, и власть менялась, и в монастыре происходили пертурбации). Хорватский летчик, перебежавший на сторону союзников и в составе британских ВВС бомбивший родное Сараево в апреле 1945го страдает и казнится из-за этого пять месяцев, вспоминая свою жизнь и что его привело к такому исходу. Глазами коменданта бомбоубежища в Сараево, важного человека, который знает все, всех и обо всех, мы видим всего лишь час времени, но это самый страшный час, когда жизнь висит на волоске и человек думает, что еще он не успел сделать, что нужно сказать, а какие сведения лучше унести с собой в могилу.

Основные линии плотно насыщены пунктиром маленьких историй из жизни монахов, друзей, членов семей и соседей. Люди разного происхождения, разных вероисповеданий, жили испокон веков все вместе на маленькой территории, и из-за этих разделений по тому или иному признаку время от времени вспыхивала - и продолжает вспыхивать - резня. А этим умело пользовались сначала колониальные правители, а потом и большие идеологи. И вроде как если смотришь в микроскоп на действия одного маленького человека, то ситуативно и с точки зрения своей жизни он, возможно, и прав, рыба ищет где глубже, человек - где лучше, но если рассматривать это в историческом контексте, то грустно оттого, что человек человеку волк по надуманным причинам, корни которых уже никто и не помнит да и в современном мире они не очень-то важны.

Это точно не легкая история с линейным сюжетом или пусть тремя, за которыми легко следить - нет, это огромное полотно с кучей вписанных маленьких историй, и читать тут лучше вдумчиво, неспешно, с карандашиком, благо, у меня такая возможность просидеть с книгой два дня, особо больше ничего не делая, образовалась. Центральная тема, как мне кажется - незнание людей о других культурах, стереотипы, разжигающие рознь, неспособность договориться и вечные обиды на соседей. Может быть, бог на небесах всех рассудит, а пока мы здесь, имеем что имеем.

Часто бывает - большая беда шелуху с людей счищает, и оказывается, что у иных под грязной коркой - чистое золото, а у других под пушистой шкуркой - комок грязи.

Книга о блокадном Ленинграде. Точнее о людях. Об испытаниях. О нелёгком пути к общей великой победе.

Слог Ирины Богдановой прост, но в каждой книге чувствуется душа, душа её героев. Они как живые, со своими судьбами, проблемами и страхами.
У каждого своя мера и в войне и в целом в жизни. Кто-то измеряет счастье набитым погребом, а для кого-то счастье знать, что скоро Победа, что живы родные.
Я будто увидела хороший светлый советский фильм, после просмотра которого на душе разливается тепло и снова хочется верить в незыблемое "добро всегда побеждает зло", хочется снова гордиться страной, людьми в первую очередь.
Хочется, как главная героиня Катя Ясина, взобраться высоко-высоко и крикнуть: "Люди, я люблю вас, будьте счастливы!"

В книге художественный вымысел перемежается с отрывками из военной хроники. Многие персонажи взяты из реальной жизни тех лет. Читается книга легко, не смотря на тяжёлую тему.

Новый для меня автор, с которым познакомилась благодаря флэшмобу 2012. Нельзя сказать, что знакомство получилось совсем неудачным, но и событием оно, к сожалению, не стало. Сборник рассказов как прочитался - не без интереса, так и забылся - вскоре.
Первые три рассказа очень заинтересовали. Прелестные фольклорные зарисовки в духе магического реализма, чудесные картинки сербской деревенской жизни, волшебного сна, противопоставляемого бездушной яви - наступлению городской цивилизации. История, философия, естествознание, пересказанные на народный лад. Но только я вошла во вкус, как деревенская сказка закончилась, и начался город.
Правда, горожане в одном рассказе тоже пытаются сбежать в сельскую идиллию - только почему-то им это удается лишь с помощью магии. Потом пошли какая-то тоска - претенциозные словесные игры вместо чувств ("Слова"), закомплесованные одинокие дамы ("Рассказ"), политические памфлеты ("Памятник"), бегство от действительности то в океан ("Остров"), то в подвал ("Гайка"), заблудившийся ангел ("Ближний")... В общем, чем дальше, тем скучнее. Общей концепции, позволяющей считать книгу полноценным сборником, а не просто набором рассказов, я тоже не уловила. Разве что приём разбивания рассказа на подглавки, выделенные заголовками, да ещё часто встречающийся образ любимой верной жены.
В общем, не зацепило, хотя местами (именно местами) очень даже порадовало.

Остров

Первые три рассказа, "Шесть листиков бессмертника", "Тростинка", и "Луна над блюдом", это воплощение детства и фантазии.
С самых первых строк я узнала «мир» моей любимой книги «Атлас, составленный небом». И не ошиблась, по крайней мере в отношении первой части сборника. Вот он мир в котором можно и даже нужно расчесывать солнечные лучи или оплетать крупные сновидения лунным светом, так что получаются прекрасные корзины, которые обязательно пригодятся, когда от яви разболится голова. Эта часть находится между сном и явью, на той самой границе, где нет ни чего невозможного, а уж тем более обыденного, где сказки когда-то жили на краю света, пока их не поглотила реальность и не разбросала по миру. Мир прекрасный и удивительный, оплетенный солнечными лучами и лунным светом. Мир, который постепенно поглощается реальной реальностью, так же безжалостно и жестоко, как города из стекла и бетона поглощают природу. Или как взрослая жизнь изгоняет детскую непосредственность и способность грезить на яву.
Именно в такого Горона Петровича я влюбилась, удивительного, магического и чуточку печального. В этот раз я ни чего не пыталась понять или уместить в рамки разумного-понятного-материального, нет, такой ошибки я больше не допущу. Это полет, поэзия в прозе, это удивительное и прекрасное сноведение, которое можно лишь прожить. Только сейчас я поняла, как сильно мне нехватало вжизни Дома, у которого небо вместо крыши.
"Из хроник тайного общества" и "Слова", это взросление, переходный период, когда тайну и магию нужно не просто хранить, а оберегать словно зеницу. Когда всё волшебное утекает сквозь пальцы словно вода, и ещё чуть-чуть и ты столкнешься с реальностью, если не приложишь достаточно усилий А "Рассказ" и "Поющая" - это зрелость и первые потери, горесть утраты и бессмысленно прожитой жизни.

Эти семь рассказов перетекают друг в друга и с каждым новым словом теряют частичку волшебства, как это делает человек взрослея, красивая метафора жизненного пути. "Остров" же является некоторым компромиссом между сном и явью. А вот "Памятник", для меня, не вписывается в эту часть, на фоне остальных он не просто выбивается, а кажется чем то чрезмерно пафосным и чужеродным, претенциозным и холодным. Он был бы куда уместнее в Различиях, чем здесь.

Ближний
Вторая часть слилась в одно слово – потерянные, не только люди, но и вообще всё, потерянное время, чувства, связи. Потеря контроля над собственной жизнью, потеря дома и любви, потеря чувства собственного достоинства и человеческого лица, потеря чувства безопасности и прошлого, потеря себя и ближних.
Не потеряйся, только не потеряйся...
Все пропитано духом смирения, который приходит на смену отчаянию и страху. Здесь больше нет места волшебству и тем, кто расчесывает солнечные лучи. Горько и очень страшно, за себя, за людей, которые так много потеряли.

Эту книгу мне предложили в ТТТ на запрос в духе "Хочу подробного описания Питера". Есть у меня слабость к книгам, где герои много ходят по Петербургу, мне эти книги резко становятся интереснее, потому что я начинаю визуализировать. Правда, недавно я начала узнавать кое-что и в Москве. Но Питер, понятно, роднее.
Так вот - это единственная не разочаровывающая составляющая книги. Питера действительно много, подробно, с указаниями улиц и мест, да еще как-то повезло, что я все эти места прекрасно знаю. Так и читала - это видела, тут была, в этом магазине покупала яблоки. Главные героини учатся в моем бывшем университете, один из главных героев - в моем нынешнем, на факультете, где моя лучшая подруга. (Уточнение - в СПб только государственных вузов 61). То есть автор создает как можно более реальную атмосферу.
Но, боже мой, что за бред он в эти обстоятельства помещает? Ни один герой не выглядит живым человеком, не разговаривает по-человечески, ни одно событие логически не объяснено и вообще недоразвернуто, часть глав непонятна от слова абсолютно. Нет, ну есть вариант, что это я такая дура и ничего не поняла в глубокой философии. Вот только что я перечитывала "Доктора Живаго", там тоже герои любят пофилософствовать, и я пару раз пролистывала. Но в ДЖ такие разговоры занимают ну от силы 10% текста. В книге "Мертвый язык" они занимают 80%. Еще часть занимает непонятная фигня и - слава богу - есть немного адекватной движухи, то есть понятных и логичных вещей, из-за которых я не бросила книгу сразу.
Обидно, что каждое из событий можно было бы расписать подробнее, интереснее, логичнее, и тогда книга действительно была бы стоящей. Но автор все как-то комкает и недорассказывает.
В чем сюжет? (спойлеры спойлеры)
Четверо - трое студентов и один питерский непонятных дел мастер (ну, таких людей реально полно, это правда) приходят к выводу, что мир плох, его пожрало общество потребления. Предпринимают несколько странных акций. Находят некий мистический объект. Им начинает сильно не везти по жизни, они решают, что весь мир против них, потому что они рискнули протестовать, и кончают жизнь самоубийством, не задумываясь о родителях. В следующей жизни перерождаются в животных. Ну и треплются-треплются-треплются абсолютно нечеловеческим языком, словно посты из ЖЖ друг другу наизусть рассказывают.
Но - возвращаясь к началу - запрошенной теме книга соответствует на все сто)

"ПОЛНЫЙ НАБРИЛЯМ"

Новый роман питерского писателя Павла Крусанова "Мёртвый язык" вошёл в короткий список Национальной литературной премии "Большая Книга".Чем не повод его обсудить ?

Доморощенный философ и пофигист(понимай,как свободолюб),бунтарь и демагог в одном флаконе-Роман Ермаков,он же Тарарам,волею случая знакомится с тремя молодыми людьми:Настей,Катенькой и Егором.Все вместе они объявляют войну так называемому "бублимиру".Что такое бублимир? Очень просто.Соединили вместе два слова:бублик и Мир-получилось бублимир.Мир-бублик.Дырка бублика-экран.Телевизор-дырка бублика.

-"В Бублимире человек изо дня в день обречён смотреть бесконечный сериал об обладании,
потребляя уже не вещи,но их визуальные имитации-эталонные образы,имиджи,рекламные химеры".

В музее-квартире F.M.Достоевского друзья обнаружили ни много ни мало-внутреннее воспаление пространства,некий "зелёный язык".

-"Суть в том ,что этот зелёный язык-жало иного мира.Ну или,если угодно,его грыжа".

Всё это безобразие друзья обозвали "душ Ставрогина".Ну конечно,как же ещё?Не фигой же в кармане?Дальше на много-много страниц питерская четвёрка под аккомпанемент "ветра перемен" разводит лжефилософствование о несправедливости и жестокости бублимира.
Что такое "ветер перемен"?Это явленный из головы автора "демиург",объясняющий всё.
Не надеясь на убедительность жиденьких псевдофилософских измышлений героев,Крусанов вводит в текст себя под маской "ветра перемен".Он долго и нудно объясняет что такое хорошо и что такое плохо,используя выдуманные нелепые термины "набрис" и "улилям".
При помощи "душа Ставрогина"-"зеленоструйной волевоплощалки",Тарарам являет миру "Новый Закон" (понимай,как Новый Завет),при соблюдении которого можно избавиться от ненавистного бублимира и зажить счастливо.Но бублимир жестоко наказывает за непослушание.Друзья об этом знают.Далее следует ИСХОД из города.Они пытаются обмануть бублимир,скрыться от него в небольших провинциальных городах.Бублимир неотступно следует за ними,грозит физической расправой.
Провозвестники Новой Жизни решают при помощи "зеленоструйной волевоплощалки"
уйти в иное пространство.Им это удаётся.Оказавшись в некоемом подобии Эдема,они теряют человеческое обличие:Катя и Настя стали белками,Егор,по-моему,цикадой или богомолом,Тарарам-ястребом.

-"Вышедший на опушку из леса Адам,застыв,почёсывал кожистый гребень, смотрел на Егора и придумывал ему имя".

Мы обречены жить в бублимире.Спасения от него нет.Он способен достать нас везде,куда бы мы не пытались скрыться.Человечество-выродок.Адам со временем обязательно дошагает до Билла Гейтса.Только мир животных не подвластен законам бублимира.
Дочитав книгу до конца,я почувствовал себя полным НАБРИЛЯМОМ.Ну куда это годится?Неужели автор не испытывает ко мне (читателю) никакого уважения?Как можно заниматься таким.... УЛИЛЯМОМ?Выдавать давно разжёванные другими авторами прописные истины за оригинальные мысли.Выдавать весь этот "ТРИМБЕЛЬДОН" за явленное писателю откровение.Хоть бы денег за эту "лапшу" брали поменьше.А то всё туда же.....А ещё бублимир,бублимир!!!

Немного жаль, что в своё время я не написала рецензию на "Книгу с местом для свиданий". Воспоминания о ней у меня весьма туманные и больше негативные, но оценка стоит высокая - чем я руководствовалась, непонятно. Зато этот сборник мне понравился однозначно.
Технически в этом сборнике два сборника. Первый - Остров - основывается на магическом реализме: здесь люди чинят тени, расчёсывают солнечные лучи, хранят сны и прочее. Лейтмотив всего сборника - внешний мир, рушащий этот магический реализм, вторгающийся в твой волшебный Остров, подчиняющий всё унификации, разрушающий. В каждом рассказе есть довольно прозрачная мораль, что далеко не всем понравится.
Второй сборник - Ближний - уже про реализм (в основном), и говорит в целом об упущенном времени и войне. Главный герой часто писатель, его всегда окружает семья, от этой семейственности ощущение от рассказов очень похоже на ощущение от книг Абгарян: тёплая грусть от светлых воспоминаний.
С точки зрения языка (читай: километровых метафор и магреализма куда ни плюнь) мне больше понравился первый сборник, а с точки зрения историй - второй. В конце концов, читать про войну я не люблю, но здесь не про войну, а как люди продолжают жить, что бы ни случилось, а читать об этом я люблю. Перегруженность предложений после чтения Петровича - обычное дело.

Возможны спойлеры!

Вот вроде и не все так плохо, да и не все ладно. Начинали на четыре и закончили на три. Разобью отзыв на плюсы и минусы - так легче.
Плюсы.
- Исторические факты.
Мне сама по себе интересна тема отношений поляков - русских. А тут довольно подробно представлена история неприязни, причем без всякого фанатизма. Очень порадовало.
- Легко читается, увлекает.
Хоть персонажи и не вызвали особо положительных чувств, но сюжет их жизни затягивает. Хочется поскорее узнать, что же будет дальше. Книга написано простым языком, читается быстро. Если бы не занятость, проглотила бы за два дня.
- Музыка.
Любителям музыкальных произведений, наличие такого атрибута, думаю понравится. Музыки в книге много. Кроме того, она играет в сюжете далеко не последнюю роль. Иногда хочется взять в руки плеер и слушать свои любимые композиции снова и снова. Создает настроение.
- Повседневность. Люблю под настроение почитать про что-нибудь обычно, незамысловатое. Проснулся, встал, сходил в магазин, поругался с женой...

Теперь о грустном. Минусы.
- Человеческие несчастья.
Роман буквально перегружен людьми с трагическими судьбами. Грустные события это неплохо, не все же счастливые сказки читать. Но авторы явно не знают меры. Что ни страница, то чья-то печальная история. Особенно не понравилось сама подача. То ли пытаются выбить слезу, (да не дождетесь!) то ли заставить читателя почувствовать, что у него не все так плохо, бывает и хуже.
- Персонаж Анна. Тут сидит злой спойлер.
Вечно ноющая дама, она замужем за богатым бизнесменом. Вот только ему наплевать на свою жену и относится он к ней, мягко говоря, по-свински. Анна страдает, заработала себе астму, потеряла возможность иметь детей, но уходить даже не собирается. Еще бы! Полностью обеспечена, живет в роскоши. А допустим, ушла бы и что? Приятного мало: жить в какой-нибудь каммуналке, работать день и ночь, чтобы выбить себе кусок хлеба... Нет, такая перспектива Анну не устраивает. Лучше она будет рыдать в подушку, задыхаться со своей астмой, презирать мужа (молча) и в то время виснуть у него на шее и жить за его счет. Нда.
- Финал. Его просто нет. Какой-то обрубок, повествование набирает обороты, а в итоге ноль. Обидно.

Шикарно, иначе и не скажешь. Такие разные, пусть и схожие в чем-то рассказы, заставили искренне улыбаться и грустить, проявляя эмоции внешне, а не про себя.

Конечно, не могу сказать, что понравились прямо все рассказы, но зато большая их часть. Да и это даже не так важно. Важно то, что эти рассказы действительно жемчужинки. Например, "Шесть листиков бессмертника". Сколько в нем света и теплоты, домашнего уюта и семейных радостей. Чем-то отдаленно напомнил мне "Вино из одуванчиков".

Или вот рассказ "Слова". Рассказ совсем коротенький, но Боже, сколько в нем чувственности, сколько красивой наготы! Или рассказ "Картинки с выставки". Четыре картины- окна, выходящие на Север, Юг, Запад и Восток. Идеи этих картин и то, что на них происходит были бы достойны выставки в "Зеленом человечке" рядом с картинами Джилли Копперкорн.

"Три осени и самое начало зимы". Ведь жутко, хоть и странно. Тут даже сравнить не с чем.

"Гайка", "На отмели", "Все, что я знаю о времени"- еще можно долго перечислять рассказы и подробно описывать их сюжет, но это не нужно. Оценка- твердая пятерка.

Если романы Павла Крусанова выстроить в линию, то одним своим концом она упрется в мистическую Империю Духа, Небесную Россию, Рим-в-снегу, а другим - в наш, современный нам и вдоль-поперек исхоженный, любимый Санкт-Петербург. Линия эта еще и хронологична: наиболее ранний и известный роман, «Укус ангела», более всех утопичен; второй, «Бом-бом», уже начинает вплетать знакомую петербургскую реальность в свое еще эпическое повествование; третий, «Американская дырка», целиком развернут в родных пенатах, лишь главным героем, дваждыживущим Курехиным, намекая на иные времена и дали; наконец, четвертый роман, рецензируемый «Мертвый язык», почти полностью копирует композицию «Дырки», при этом даже лишая главного героя (поначалу) какой-либо мистической подоплеки. На сей раз солирует очередной воспитанник Пушкинской, 10, «человек из породы вечно молодых людей», некто Рома Тарарам, в фигуре которого, по желанию, можно также усмотреть отсылки к знаковым лицам питерского андеграунда, таким как Сергей Бугаев, одно из известных «погремух» которого – Бананан. Подобно паре Курехин-Евграф, и у Тарарама есть спутник – Егор, персонаж, впрочем, прописанный значительно беднее Мальчика Евграфа. Подобно же «Дырке», основной текст «Мертвого языка» – это разговоры на тему «как нам обустроить Россию», перемежаемые монологами на иные, но столь же возвышенные темы.

Не только «Американской дыркой» прирос новый роман: есть здесь и квази-пелевинская теория о «бублимире» – мире-бублике, всё содержание которого – дырка телевизора; есть и пассажи, словно один в один позаимствованные у Эволы или других традиционалистских авторитетов. Некоторые, весьма значительно подаваемые сентенции героев (например, «танец должен сделаться работой, а работа – танцем, чтобы радость и дело стали одним») подозрительно попахивают Ошо или Гурджиевым, другие (автомойка «Катарсис») чуждо отдают тем же Пелевиным. И все же такой постмодернистский коллаж нисколько не умаляет главных достоинств романа: яркого, умного языка, читать который – словно намазывать хорошее масло на свежий хлеб, – и великолепного финала, пожалуй, лучшего из всей крусановской четверки. Финал не обрывается на полуслове, не играет с читателем в sapienti sat, – нет, он веско и недвусмысленно ставит точку, разом объясняя и название романа, и кредо автора, да и окончательную судьбу своих героев.

Что действительно немного жаль, так это того, что и в «Мертвом языке» мы лишены тех волшебных метафор, на кои был так богат «Укус ангела» и за которые Крусанова справедливо прозвали «русским Павичем». Увы, уже давно его герои не спят таким крепким сном, что на нем можно молотком колоть орехи, при этом видят сквозь веки, как рысь сквозь стену; не пьют кофе с солью, потому что их слюна слишком сладка и т.д. Все эти метафоры, по-видимому, остались на том же конце линии, что и Рим-в-снегу, а Петербург на другом конце требует более классического стиля. Съедет ли ползунок по линии еще дальше или вернется назад – узнаем из следующей вещи маэстро.

И еще одно замечание: как и в «Дырке» (ох уж эта «Дырка»!), в новом романе герои терпят бедствия, как только покидают мегаполис в пользу таких с виду милых сельских пейзажей и исконной русской глубинки. Конечно, по сюжету эти бедствия объяснимы, но не являются ли они еще и косвенным подтверждением непреодолимой чуждости Петербурга и его просвещенных обитателей – всей остальной России, до сих пор залитой мглой безвременья и смуты? В таком аспекте роман прочитывается куда трагичнее и от этого еще мудрее.

Читайте хорошее!

Начало было тяжелым… Это не тот Вишневский, думалось мне… Или это вовсе, не им написанные строки… То была первая история жизни мужчины из Берлина.
А вот вторая – история жизни женщины из Москвы, затянула меня в свой мир.

Читая такую книгу, не думаешь о рецензии, о цитатах, реальный мир не имеет значения, ты живешь в книге. Я прожила с героиней её эмоции, её воспоминания, её счастье и страхи, вместе с ней задыхалась. Очень сочувствовала семейной жизни Анны и с первых строк знакомства с персонажем Сергеем - её мужем, испытывала к нему едкое презрение. Ни за что бы, не стала тратить даже дня, на жизнь с таким…(мужчиной назвать, язык не повернется). Сбежала бы от него, пусть даже с единственным багажом - уважением к себе.

Лучше остаться одной, чем задыхаться с кем-то.

В книге много музыки, и о музыке, классической,- Шуман, Шопен, Вивальди, Чайковский и многие другие. Это побуждает не только читать, но и слушать.
Много реалий о Москве и России в целом, - прошлых и современных. Лейтмотивом прослеживаются русские традиции и народная самобытность, что удивляет и открывает Вишневского с новой стороны, а возможно, это благодаря Ираде Вовненко.

Москву никто не делил. Она полностью, безраздельно принадлежала одному строю, одной системе, сплошному серому цвету, который проявлялся во всем. В фасадах домов, взглядах, людей, в их одежде. Издали и не поймешь, мальчик или девочка: куртки, сапожки, шапочки – все у них одинаковое… От женщин исходил одинаковый аромат, аромат «Красной Москвы». Этот запах стал родным для тех, кто пережил то великое страшное время.

Интересно, почему любой праздник обязательно сопровождается приготовлением оливье, который в иностранных отелях называют «русский салат»? Может быть потому, что в нем, как и в нашей жизни, все вперемешку?

Мы с подругой снимали комнату в одном из арбатских переулков, по тем меркам это была роскошь…. Коммунальная квартира, перенаселенная, такой, знаете, огромный коридор с разветвлениями… На стенках – велосипеды, тазы, а в уборной у каждой семьи свое сиденье на унитаз, своего рода гигиена…

К чаю подавались маленькие сушки местного производства, удивительно вкусные, и колотый от большого куска сахар

В книге обсуждается тема Катыни и Смоленской трагедии, но без агитации «за» и «против».
Порадовало обсуждение биографии и творчества Высоцкого (будто мои возмущения в предыдущих рецензиях были услышаны).

Многие моменты перекликаются с «Одиночеством в сети», но это не значит, что все написано по шаблону, наоборот, эта книга «другая». Две истории жизни – его и её, для меня и были главным диссонансом, но постепенно переплетаясь в одну, они обретали гармонию. В жизни главных героев мелькает множество важных и второстепенных персонажей. У каждого своя история, иногда, не меняющая общей картины, но дополняющая её. Эти к месту вставленные «дополнения» делают книгу реалистичной и «целостной» - как написал в своей рецензии Артур HeroOnHeroin . Кстати сказать, еще никогда не встречала мужчину, который прочитал бы практически всего Вишневского, и с которым у меня так совпадали бы оценки этих книг. )))

Я удивилась, что на эту книгу всего 2рецензии+1история. Любопытство в таком случае-проклятье. Я их прочитала и напоролась на мелкий спойлер, сама виновата. Я узнала, что конец будет драматичным, и напредставляла самое худшее. Мои представления, к счастью или к сожалению, не оправдались. Финал книги получается незаконченным, что позволяет додумать его самостоятельно.

Это соавторство было отличным, я почти не заметила, что книга написана двумя людьми. Я осталась довольна, ожидания оправданы. Книга встанет в ряд любимых – с «Бикини» и «Одиночеством в сети».

Я купил эту книжку, потому что семь остальных из серии Словенский глагол у меня уже были - не помню как называется, этот прием маркетинга, но он работает. Мне приходилось уже читать подобный югославский young adult - не помню что именно - про мальчиков и девочек, которые очень много болтают, и он не понравился мне тоже. Судя по названию предыдущих работ писателя - Гении в коротких штанишках, Гении в длинных штанах - мы имеем здесь продолжение некой истории про компанию друзей, которых Прегл именует гениями.

С девочек и мальчиков слетало все больше пуловеров, маек, кофточек... а потом и штанов. Гении подросли и снимают их, чтобы заняться сексом: пришло время, детишкам - под двадцать. Автор смотрит на это шалопутство снисходительно, но напоминает устами одного из родителей:

Молодежь сегодня этими делами занимается больше, чем мы когда-то. Но <...> пожалуй, не следует проявлять чрезмерного усердия в отношениях с девушкой, хотя, мне кажется, некоторые из них проявляют довольно-таки активное рвение к этому и берут инициативу на себя. И второе, я бы сказал, что неплохо, если секс окажется следствием каких-то чувств, каких-то глубоких отношений между двумя молодыми людьми.Это своего рода и определенная ответственность.

Прегл вообще снисходителен. Его герои не только занимаются любовью, но еще пьют пиво и даже курят траву, о вреде которой Прегл дает сведения и приводит плохой пример. Сексапильная Милена - старшая сестра Коцки - тоже предупреждает о последствиях. Она - агент словенского МВД и автора тоже. Таких агентов будет несколько, и все взрослые.

Имена героев - Биба, Пипа, Коцка, Размеш, Боб, Гений, Поэт, Пипи, Жан, Миха, Байси и Армани. Но где кличка, а где, собственно, имя, разобрать не всегда возможно: этих словенцев часто зовут странно. Кроме секса, они тайком занимаются мировой революцией и издают школьную газету под названием МЭГА, в расшифровке - Молодая Электронная Группа Альтруистов. Большая часть страниц посвящена производству первого номера: дети трудятся - и это прекрасно, считает Славко Прегл - в душе заслуженный учитель Социалистической Югославии.

Об издательской деятельности студентов-школьников (дети учатся в Центре среднего специального образования) написано настолько много и настолько неинтересно, что даже комментировать это нет мочи. Расскажу лучше про революцию. Она электронная - как и молодая группа альтруистов. Парень по кличке Гений - один из гениев - не пропускал ни одного журнала по компьютерной технике, и смог подобраться близко к неназванному ни разу президенту большой державы (я назову его: Дж. Буш младший). Парнишке помогает некий научный-про-компьютеры сотрудник - по прозвищу Делит (хорошо, не Пробел). В итоге операции - успешной - Гений получает не столько даже доступ к электронному ящику президента, сколько адрес этого ящика: не president@gov.us, а какой-то другой - тайный. Мальчик пишет президенту на этот ящик по-детски гневное послание о том, что нельзя убивать людей ради нефти и вызывает международный скандал с участием полиции, американского посла и словенского МИДа.

Сюжет маразматичный и смехотворный. Но Славко Прегл, в ответ на насмешки, буравит нас с задней обложки педагогическим взглядом - острым и мудрым. Таким же взглядом учитель информатики взирает на полный учеников класс, в который пока не купили компьютеров. Проблема еще в том, что он на самом деле завуч и просто замещает учителя информатики, которого не было, нет и не будет. Мистификация. Симулякр.

В Гениях соблюдены формальные каноны хорошего young adult. Есть, например, известный сюжет об инициации, когда юноши с девушками собираются вместе и уезжают куда-то - очень далеко от взрослых. Это общее место всей подростковой прозы. Можно вспомнить, например, поход в романе Географ глобус пропил . Здесь не долганские пороги, а мариборское взморье - нормально:

Но в отличие от Географа (до чего же хороший роман!), здесь нет сюжета - один лишь треп школоты. Прегл пытается говорить на языке молодежи и на этом же языке шутить: получается не по-свойски. Шутки есть, но роман не смешной, а просто веселый. Или - лучше сказать - неомраченный. Тут же проблемы с культурой:

Ах, эта кошечка… если потребуется, то поджарим ее на раскаленной железной крыше

Кто-то из молодых произносит эту аллюзию. Кошку на раскаленной крыше сняли в 1958-м году и, может, это был любимый фильм Прегловой молодости, но для нынешних двадцатилетних и Аватар - старье.

Может, (гипотетический) внук писателя любит этот фильм? Мне вообще показалось, что герои книги - не Биба, Пипа, Коцка, Размеш, Боб, Гений, Поэт, Пипи, Жан, Миха, Байси или Армани - а этот самый внук, про которого дедушка Славко знает все и может так запросто похлопать по плечу и сказать: “Мой милый, я знаю, что ты дрочишь и все равно люблю”. Бедняга думает, что его чадо в ванной дергает себя за член, а оно разводит раствор. Этой дедушкиной наивностью сочится книга.

Нам не должно быть все равно, что готовят нам старшие, когда мы вступаем в жизнь.

Я не могу представить себе молодого человека, который произносит такие слова. Они звучат правдоподобно только в третьем лице: ИМ не должно быть все равно… ИМ готовят старшие… ОНИ вступают в жизнь. Так говорит завуч. Не проясненной для меня осталась аудитория книги. Она точно не для сверстников Гения - в таком возрасте читают Чака Паланика, а не нотации. А здесь, несмотря на секс, наркотики и рок-н-ролл группы Ржавые трубы (еще один дедушкин юмор) - какой-то комсомольский роман для пионеров, которым в Словении можно читать про всякие взрослые штучки.