Наверное, вы скажете что так нельзя. Что я не туда попала, или вообще пошлете меня на movielib, но скажу честно, там я не прижилась, хоть и зарегистрировалась, на мой взгляд фильмы нужно смотреть, а не описывать.
Так вот, почему, собственно я, не прочитав книги начала рассказывать историю? Просто посмотрела фильм, который даже скачивать не хотела, это мама постаралась, за что я ей премного благодарна. Фильм меня заворожил, заставил плакать, в итоге, досмотрев до конца я а)рвала на себе волосы и б) задалась довольно простым, но волнующим меня вопросом: Какого черта я не купила эту книгу?!
А еще я всячески костерю себя за свою книжную жадность. Ну как же, мне еще столько по разным играм нужно прочитать, что на то, что действительно хочется на данный момент, времени не остается((
Хочу снова окунуться в историю Лизель, рассказанную самой смертью. В историю этой чистой, храброй девочки, которая изменила стольких людей вокруг. Я бы много еще тут написала, но ведь речь не о фильме, правда? А книга, которая в самом ближайшем будущем (я сделаю все возможное и невозможное для этого) окажется на моей полке, еще не прочитана.
А ведь она была почти в моих руках.
Эта история будет совсем короткой. Книгу «Загадочное ночное убийство собаки» я прочла в электронном виде, но после загорелась желанием приобрести бумажный экземпляр. Книга мне безумно понравилась, да и предпочтение я отдаю все же настоящей бумаге, а не электронной. Оказалось, найти книгу не так-то просто. Пришлось посетить не один магазин. Но, в конце концов, мои поиски увенчались успехом.
Захожу я в «КапиталЪ», обращаюсь за помощью к консультанту. Назвала книгу, автора. Девушка быстро «пробила» книгу по базе и отправилась искать ее непосредственно на книжной полке. Минут десять мы провели в отделе «зарубежная проза», безуспешно. Девушка удалилась из поля моего зрения еще минут на пять, вернулась не одна, привела еще одного консультанта. Теперь уже вдвоем они начали обыскивать полки. И вновь – результат отрицательный. Я уже начинаю нервничать… Тут девушки перешли в другой отдел, назывался который «детективы». Я, разумеется, отнеслась к этой затее скептически. Какой же это детектив! Но нет… Три минуты и мне протягивают книгу со словами: «Держите. Какая книга загадочная… аж в «детективах» нашли!»
Вот так. Загадочная книга. Совсем не детективная история, которая лежала рядом с произведениями Конан Дойля. Не зря Кристофер так восхищался Шерлоком Холмсом…
И еще я люблю «Собаку Баскервилей», потому что мне нравится Шерлок Холмс. Я думаю, он именно такой детектив, каким я собираюсь стать. Он очень умный. Он расследует преступление и говорит:
«Мир полон очевидных вещей, которые никто никогда не замечает».
Я не поклонница детективов, скажу сразу. Не то, чтобы мне они не нравились, просто за свою читательскую жизнь я прочла их совсем немного: парочку произведений из классики жанра (А.Кристи, Э.По), чуть больше из современных авторов (С.Ларссон, Д.Лихэйн). В связи с этим появление очередной книги Г.Флинн в книжном магазине, где я работала (да, несколько лет я проработала в книжном магазине, но это совсем другая история), не вызвало у меня каких-либо эмоций. Вскоре начался пиар "Исчезнувшей": "бестселлер", "читает весь мир", "продано столько-то экземпляров" и т.д. Меня на такое уже не купишь, опыт обмана есть, да и в книжной среде пословица "не все то золото...." в последнее время очень актуальна. Вскоре в прокат вышла экранизация, и опять посыпались восторженные отклики, в дальнейшем подкрепленные номинацией на "Оскар"(лучшая женская роль) и 4 номинациями на "Золотой глобус"!
В итоге, мы имеем хвалебные отзывы и высокие рейтинги книги и фильма. А меня все равно не было интересно из-за чего это все. Шли месяцы.... И совершенно недавно, рыская по книжным сайтам и скачивая электронные книги, абсолютно случайно в мой планшет попала и "Исчезнувшая" (честное слово, не помню, чтобы я сознательно ее скачала). Из чистого любопытства я открыла книгу и удивилась количеству страниц, которые мне показала моя книжная программка-совсем немного (хотя я припоминала, что бумажный вариант книги был совсем не тонкий). Погрешив на возможные толстые страницы и крупный шрифт букв бумажного издания, я посчитала, что может объем произведения действительно небольшой. А раз так, то может пришло время познакомится с книгой, времени много не займет. Признаюсь, мне понравилось с первых страниц, действия захватили меня и все свободное время я читала. Вскоре я заметила, что страницы заканчиваются, а вот сам сюжет и не собирается. И вот на последней странице моего электронного варианта произведения все обрывается и следует запись "Конец ознакомительного фрагмента." Вы можете представить мои эмоции?! Как такое вообще возможно?! Я, как наркоман в поисках дозы, лихорадочно начала прошаривать интернет в поисках полного варианта, и когда нашла, поняла, что память меня не подводила: книга действительно объемная. Но это уже было не важно, я просто не могла не дочитать.
Таким образом, я все же прочитала книгу, хотя не планировала и не собиралась этого делать. Даже больше, мне она очень понравилось, может быть даже и потому, что я не ждала от нее чего-то существенного, поэтому заранее и не переоценивала. Итог: очень качественный и захватывающий детектив. Осталось узнать, также ли хороша его экранизация?
История не совсем о психологии - совсем не о психологии. Но о ситуации - определенно.
Дело было летом, дело было плохо.
Бабушка лежала в больнице, мама и еще некоторые родственники дежурили у нее почти каждый день - больно уж тяжелое состояние было. Сердце - это не шутки, сердце - это всегда страшно.
И пару раз, что я бывала в Москве тогда, я заезжала к ней и просто проведать, и даже пришлось ночевать два раза.
Ночевать пришлось в ночь с воскресенья на понедельник - причем, вот она, судьба: оба раза! - и, что самое страшное, через пару дней после операции.
Вы знаете больницы - знаете, конечно, даже если сами не были, даже если одной ногой только пару лет назад забегали конфет занести далеким родственникам или случайным приятелям, сочувственно кивнув головой и быстро откланявшись. Или даже если не были, не помните - все равно знаете, хоть в кино видели, эти серые стены, где на тебя прямо с экрана душно пахнет борщом из общей кастрюли и тряпками - правильно пахнет, не кажется. Такое оно все и есть - гнетущее, прохлорированное по самое не могу и еще чуть-чуть. И краска пузырями под потоком сколупывается.Так и есть, поверьте - насмотрелась этим летом, ух!
И вот, в этих длинных коридорах, в этом бесконечном запахе линолеума и шарканья по нему домашних тапочек, запаха бесконечной невкусной еды, остававшегося смогом висеть над душой даже ночью, оставаться было страшно.
Палата двухместная, но я там один на один с бабушкой, а спит она урывками, капельницы, кислород, извините, но утки-туалеты-попить-поесть-пойди-подогрей-пожалуйста.
А в полночь уже темно, света уже нет, из звуков - тихий голос диктора на радио, но он делает только хуже своей монотонной безжизненной хрипотцой.
И, знаете, страшно. Потому что врачей в воскресенье ночью - никого, только через далекий лабиринт коридоров медсестра, но у нее там тепло и самодостаточно, не пойдет она просто так, а я сижу, и такое чувство, что время сидит рядом, разве что в бок не толкает локтем, понимающе ухмыляясь.
Сидит и ни-ку-да не идет.
Страшнее этого - только стоны и разговоры во сне. Когда пожилой человек, такой вроде бы язвительный, привычный, вроде бы, знакомый ну совершенно - начинает звать маму. Вот это настоящий, подлинный страх. Иррациональный.
А за окном по-прежнему темно.
Тогда, летом, книг я почти не читала - наступил этакий период затишья - да, как читатель живу я по синусоиде.
А в сумке завалялась настойчиво присоветованная "Жена путешественника во времени", месяц мертвым грузом до этого лежала.
Сначала - продираешься сквозь строчки и путаницу, а потом...
Поднимешь голову на секундочку, и видишь, что время-то давно не то что на ноги поднялось - идет, скоро на легкую трусцу перейдет, рукой белой-бледной помашет!
Знаете, пока глаза не устали, половину книги я одолела, а там уже и рассвет, и первые разговоры, и жизнь снова - не страшно уже. Хорошо только.
А книга - лично для меня - очень душеспасительная.
Когда надо не отгородиться от мира, но найти нечто единственное, незыблемое, пронзительно-светлое.
Клэр ждала Генри, преданно, терпеливо, с бесконечной надеждой, ждала, всегда ждала - а мы вместе с ней подождем.
Вдвоем не так тяжело ждать.
Кто бы сомневался, что я вновь отличусь из-за книги. Да-да, снова юморнула, друзья мои. И казалось бы, где смешное-то можно найти в "Жизни Пи", спросите вы. Ан нет, не угадали. Ещё как можно…
Дело было так. Из дальних царств-государств в нашу скромную квартирку в Липецке прибыли гости званые, которых встретили хлебом-солью. И гости славные: царь с царицею и сын их, шалопай редкостный. Воот… Царь с царицей, глядючи на меня, Царевну Несмеяну, тихую, вечно зависающую с книгами, подивились виду, открывшемуся им. И начали они наследника доставать, мол, а ты у нас чего такой непутевый, только в игры свои богатырские режешься. А царевич их негодует да отмалчивается. Как и пристало Несмеяне, я в семейные распри не полезла – тихохонько уползла к компьютеру своему милому: ориджиналы страстные писать да Кундеру полистывать. Но ретирование мое подлое вызвало ненависть жгучую у богатыря заморского. И затаил он обиду лютую, да месть решил учинить…
Смеркалось. (собственно, одним словом этим можно было обозначить все предвосхищение действа грядущего).
Собрались за скатертью самобранкой семья царская, сын-шалопай, да наша семейка Адамсов: мама, пересказывающая дословно дорамы, папа, тяжело вздыхающий, и я – грезящая о своих героях. Замечталась я, может статься. Потому не услышала подвоха в вопросе врага моего, супостата:
- И с чего это ты умная такая? – изрек он, потчуя меня иронией крепкой.
И поглядела я хмуро на царего сына. А он на меня – с обидою затаенной. Хотела я смолчать, но куда там: сама царица вопрос надумала задать, отрываясь от хитросплетения сюжетной линии дорамы.
- Может, ешь что-то особое? – молвила она (на полном серьезе, кстати, ребят, молвила!). – Или пьешь? – добавила она, упорно не замечая циничной моей усмешки.
И решила пошутить я. Сказала:
- Вот рецепт ума, матушка: каждый день по пятьдесят на ночь принимаю я…
Закончить речь мне уже не дали: король с царевичем смеялись громче всех. Тщетно, сама усмехаясь, я кричала: "Страниц! По пятьдесят страниц!!".
Ясное дело, потом был пир на весь мир, каждому налили для ума по пятьдесят или сто… но уже, конечно, не страниц… И я там была, сок, лимонад пила, потому что не пьющая я… И конца вечера ждала, потому что пятьдесят страниц "Жизни Пи" ждали.
Вот такая история…
Хочу написать о книге, которую дочитала этой ночью.
Но прежде о законах. Наверняка вы слышали, что в Петербурге теперь действует закон запрещающий пропаганду гомосексуальных отношений? Мне иногда кажется, что нашим законодателям заняться нечем совершенно. Но это ладно. Мне другое нравиться больше. Ведь пока шли разговоры об утверждении этого закона, пока все каналы обсасывали эту новость в разных передачах, ток-шоу и теле- и радио-дебатах, разве не большую создали вокруг этого вопроса шумиху? Если г-н Милонов хотел именно этого, он добился! Теперь-то он сам в какой-то мере стал пропагандистом. Разве отрицание и запрет чего-то не вызывает противоположного желания?
Теперь о книге. Называется «Прислуга». О чем? О расовой дискриминации в 60-х годах на юге Америки. Хотя нет! Книга просто об отношениях – женщин, мужчин, хозяев и прислуги, женщины и общества. Просто теплая книга с привкусом горечи. И я бы хотела, чтобы ее прочитали, но…. (Боже, а не являюсь ли я, в глазах Милонова, пропагандистом гомосексуализма?) Там же целый абзац про мальчика гея и про, как его отец выбивал из него «девочку» резиновым шлангом. Ладно, это был мой сарказм.
А книга очень хорошая. Я не жалею, что не спала три ночи.
[школьный психолог] спросил, хочу ли я стать космонавтом, и я ответил: «Да».
(Для тех, кто не читал: Кристофер учился в школе для умственно отсталых. Он не то чтобы отсталый, он аутист.)
А вот какую неполиткорректную историю я ещё знаю про такую школу.
Приходит в коррекционную школу комиссия из РОНО (или откуда они там приходят обычно?). Всё посмотрели, теперь надо пообщаться с учениками.
-- Здравствуй, девочка!
-- Д-д-д-авствуйте.
-- Как тебя зовут?
-- Маша.
-- Отлично, Маша. А кем ты хочешь стать, когда вырастешь?
-- Нне-наю.
-- Здравствуй, мальчик!
-- Згга-авствуйте.
-- Как тебя зовут?
-- Миша.
-- Молодец, Миша. А кем ты хочешь стать, когда вырастешь?
-- Не-наю.
И так кого ни спросят, никто не знает, кем хочет стать.
Главарь комиссии говорит директору школы:
-- Ну всё у вас хорошо, только профориентацию надо бы подтянуть.
И уехали.
Через год приезжают.
-- Здравствуй, девочка!
-- Д-д-д-авствуйте.
-- Скажи нам, а кем ты хочешь стать, когда вырастешь?
-- Космона-а-атом.
-- Вот как здорово! А как тебя зовут?
-- Нне-наю.
Раз уж так каким-то образом вышло, что на LL я взяла за почти-традицию высказываться откровеннее, чем вообще где бы то ни было, - продолжу.
Есть у меня одна история. Вчера любимый человек - с ним мы её пишем вместе - назвал это "соавторский проект". А поскольку сейчас я как-то не склонна иронизировать, то буду и сама говорить так же, потому что хочу так это называть. И вообще-то обычно я всё это никому не показываю, по большей части пока по одной причине - рано. Но есть там один ключевой момент. Наверное, ключевой.
Быстро кивнув, девушка подошла к книжному шкафу и коснулась корешка книги – ласково и легко, как гладят перепуганное животное. Даже не глядя, Лаурелл догадывался, на какую именно книгу пал её выбор – и, проследив взглядом за девушкой, он убедился, что не ошибся.
Только потом Лаурелл заметил, что в другой руке девушка держит блокнот и совсем маленький огрызок карандаша, едва не выскальзывающий из её руки. Приложив палец к губам, она вырвала из блокнота листок, что-то быстро написала на нём и протянула Лауреллу.
«Вы рады этой книге?»
<...>
- Да... – произнёс он и почему-то смутился. – Я её всё никак найти не мог.
<...>
«Раз эта книга нарушает законы мира, то вам тоже нужно нарушить закон. Раз вам так необходимо достать её – украдите её».
Прижимая к груди блокнот, девушка всё ещё улыбалась.
- Простите... – от удивления Лаурелл снова повысил голос, но потом, спохватившись, опять перешёл на шёпот: - А вы знаете её? Вы читали её?
Девушка улыбнулась чуть шире – и снова написала ответ, совсем короткий; на последнем слове грифель карандаша треснул, и она, отдав листок, виновато развела руками.
«Я её написала».
От прикосновения слова на листке смазались, а на пальцах остался серый порошок. «Как будто отпечатки снимают», - пришла в голову нелепая мысль, и Лаурелл вдруг подумал, что он, ещё ничего не сделав, как будто уже нарушил закон. Потому что согласился.
И это, собственно, была одна из причин, по которой я начала читать эту книгу. Из-за названия и такого маленького ещё совпадения, всё предваряющего. Я понятия не имела, что свою книгу маленькая немецкая девочка из аннотации тоже похитит из огня и она тоже будет нарушать законы мира. У меня, правда, книге в итоге повезло меньше, чем людям: от неё осталась только одна страница.
А вторая причина... У меня тоже среди героев - самых основных - есть маленькая девочка. И даже немецкая, хотя жила она, правда, в очень альтернативной Германии, если это вообще можно так назвать, и скорее после войны, чем во время. И всё-таки интересно же, потому что за книгу я бралась и ради знания. Давно ищу что-то именно о ребёнке. Воспоминания ребёнка о войне. Думала, не найду, а если найду, то это будет совсем не то, чего мне хотелось бы.
И вот читаю, и тут мне попадается фраза: "В середине февраля, когда ей исполнилось десять лет..." И я как-то застываю. Потому что у моей немецкой девочки день рождения ровно 13-го февраля, и это важная в сюжете деталь. Девочка, конечно, на Лизель совершенно не похожа. Но мне стало уже как-то неважно.
Наверное, я тогда поняла, что всё. Что конец мне, и эта книга поймала меня.
Кажется, я тут не первая, кто подозрительно косился на один из отзывов. "Книга, в которой хочется поселиться"?! Должно быть достаточно аннотации, чтобы понять, как дико эти слова звучат. Так я думала и всё ещё думаю. Вот только с каждой главой, пока читала, я постепенно понимала, что вообще-то от моего желания мало зависит. Нет, мне не хочется там быть. Только что мне остаётся делать?..
Наверное, так вспоминают прошлые жизни. Тоже цепляясь за мелкие детали, понимая что-то. Я совсем не ожидала. А теперь кажется, будто всё это время смотрела на знакомые места. Наверное, так не может быть, если просто что-то себе представляешь и о чём-то пишешь, но ведь эта книга тоже просто написана.
Где-то к середине книги или чуть позже я поняла, что теперь даже знаю, о ком написана была вот эта сказка. То есть, вообще-то, она очень контекстовая и должна отражать - маленькими клочками, напоминаниями - большую часть моих мужских персонажей и отголоски их историй. А теперь я вижу воплощение. Такую квинтэссенцию. Ганс Хуберман. Обычно в таких случаях я пишу стихи. Сейчас я могу только выть и желать биться об стенку, потому что большая часть из того, что я уже писала, кажется, тоже немножко о нём.
Слишком много всего. Этот резонанс, эти совпадения. И, опять же, я не знаю, к чему это и зачем. Почти как та история с "Облачным атласом", только многограннее, чаще и ярче.
Когда-нибудь, наверное, расскажу что-то ещё. Пока не могу, пока просто, не в тему даже этой истории, хочется сказать - я тоже хочу так любить. Как он. Любить и проявить любовь. Неважно, к кому. К ребёнку, к любимому, к незнакомому человеку... Я даже не боюсь говорить - что такое бесполезная доброта, граничащая с глупостью, я тоже понимаю. И вообще - я смотрю и вижу человека, который бы абсолютно во всём меня понял, но об этом я думать не могу. Потому что, если бы он существовал, то страшная была бы это жизнь. А я просто хочу так любить. Вот так...
ОСТОРОЖНО, СПОЙЛЕРЫ!
Вот Эми вроде такая умная, все продумала, прям молодец, а то, что нельзя хранить все деньги вместе, выронила из своей хорошенькой головы. Нет бы спрятать немного в машине, немного в домике, немного в секретном месте. Зачем? Будем таскать свою кучу денежек в поясном кошельке.
Психи всегда прокалываются на мелочах.
Посмотрела киноспектакль "Загадочное ночное убийство собаки" по роману Марка Хэддона. Британский Национальный Театр создал, на мой взгляд, чудесную постановку. И отхождений от книги нет практически. Но примечательно то, что в книге - ты внутри главного героя, его мыслей. И в этих мыслях тихо, упорядочено, нет ничего лишнего. А когда смотришь со стороны, на сцену, ты - снаружи. И это так шумно, что после прочтения книги кажется ужасающе странным.
Тем не менее спектакль хороший, актеры чудесные, и опыт просмотра воплощения подобного произведения - весьма занимательный.
Значит ли это, что теперь я могу все?
Тема людей, психика которых отличается от моей, мне интересна. Позади уже множество прочитаных книг и посмотренных фильмов, но Хэддон все-таки дал мне кое-что новое. Несомненно, мы никогда не узнаем о чем на самом деле думают и что чувствуют люди, страдающие аутизмом, но мысли Кристофера в "Загадочном ночном убийстве собаки" представляются мне очень реалистичными.
Сначала я думала, что напишу рецензию, но потом поняла, что я не хочу рассказывать о том, что происходит в книге. Потому что из моих уст (или пальцев) это будет звучать как плохой одноголосый перевод голливудских фильмов начала 90-х. Я бы хотела только выразить свое непонимание. В Украине (наверняка и в других странах СНГ) до сих пор нет школ для аутистов. И родителям таких особенных ребят советуют отдать ребенка в спецшколу, приравнивая их к дебилам. Хотя и науке, и широкой общественности давно известно, что такие детки очень способны к наукам и даже гениальны. Очень горько, что общество меряет всех одними мерками и растаптывает тех, кто в них не вписывается.
Читая роман "Прислуга", зацепил образ жизни в небольшом американском городке в 1963-1964 гг., и главное их БЫТ.
Невольно сравнила свою жизнь в конце 80-х:
- Бассейн, чтобы искупаться и позагорать? Во-первых, летом он не работает, а во-вторых, он для занятий спортом. Шезлонги? У бассейна? Зачем? - закончилась тренировка, иди домой. Хочешь искупаться, - иди на речку.
- Кондиционер? Чтоб дома было не жарко? Честно, я о таких приборах узнала только в конце 90-х.
"Переключать программы телевизора": у нас в 80-е было 3 (три!) программы: первая, вторая и московская (но там всегда шли съезды, поэтому не в счёт). Пульт для переключения? Этих каналов? Не очень-то он был нужен.
- Памперсы? Сын родился в 2001 году, и памперсы я надевала ему только на прогулку. В остальное время прекрасно шли старые добрые марлевые подгузники.
Про прислугу и речи быть не может. Ни у кого из знакомых (даже у очень обеспеченных) домработниц не было.
И это не в глухой деревне, а в обычном крупном городе.
Всё-таки какие мы разные, насколько
у нас ДРУГАЯ жизнь.
Я хочу поцеловать твой тёплый голос.
Мне порой нужна достоверность твоего голоса…этой милой тени воздуха, когда тебя нет рядом.
Иногда кажется, что я мог бы заняться любовью с твоим милым голосом, а ты бы ни капельки не ревновала, а возможно, присоединилась бы..
Когда мы ссоримся и молчим, я закрываю глаза и представляю с улыбкой, что ты рядом и тепло молчишь совсем рядом со мной, мне навстречу.
Более того, тогда мне кажется, что голос — твоя лёгкая, ночная сорочка.
Ты стоишь рядом, плечи слегка озябли (плечи обнажённой женщины похожи на августовскую прохладу листвы).
Я тебе что-то говорю, а ты прижалась на миг губами к плечу своему, и что-то прошептала: ах, этот закадровый, заплечный голос женщины! С кем она шепчется? С ангелом своим? Душой? Я чуточку ревную..
Твой тонкий голос на плече… как волос, бретелька сорочки ночной.
Мысленно касаюсь твоих плеч и тонкого голоса на плече, и.. спускаю его с плеч, нежно придерживая на миг на спине.
Твой голос, словно крылья, тепло замер у тебя за плечами и держатся одной волей моей руки.
Между нами сейчас твоё дыхание и моё обнажённое сердце.
Слов не нужно. Да и тел быть может, больше не нужно.
Сердце чувствует твоё дыхание: мурашки на сердце..
Кто мы сейчас? Люди? Ангелы? Умерли или живы ещё?
Не знаю..
Малейшая тёплая складочка твоего дыхания, движение моей руки… сбросят к ногам последнюю одежду твоей души — голос.
Он уже перешёл в шёпот, т.к. держится на уровне твоей груди.
Декольте шёпота, обнажающего не прекрасную грудь, а — сразу, сердце: это райская мода, о ней на земле ещё почти ничего не известно.
Кажется, от твоего резкого вздоха, к нашим ногам упадёт не твой голос, а милое тело твоё, словно лёгкая сорочка души.
Была осень, парк, мои закрытые глаза и твой вздох в темноте..
Вздох, сорвавшийся с губ, похож на тёплую улыбку воздуха, правда?
Я так часто хотел поцеловать тебя в краешек этой улыбки, когда мы были друзьями, когда..
Был вздох в темноте. Улыбка в темноте.
Ты где, родная? Рядом со мной, или в другом городе?
Закрытые глаза так нежно искривляют пространство и время… Эйнштейну это и не снилось. Может потому мы при поцелуе хотим закрыть глаза? Хочется поцеловать любимого чуть больше, чем просто губами… поцеловать, нечто большее, чем просто тело.
Знаешь, было бы забавно, если бы ты гуляла с кем-то в парке в другом городе, и от моего вздоха и движения руки, твой голос.. а вместе с ним и платье — погасли бы, исчезли: в парке на миг проявилось бы что-то боттичеллиевое, обнажённое, ступающее по листве среди удивлённых людей...
А через миг, исчезла бы и ты, нежно проявившись рядом со мной.
Да, любовь творит чудеса.
Однажды она спутает карты всем теориям учёных, религий, искусству, и мир начнёт жить блаженно-заново, удивляясь каждому мигу, человеку, былинке — как чуду, и ни одна капля красоты больше не прольётся, и не будет больше проклятых поэтов, судеб, осуждённых на незримый для многих, подвиг: собирать эту красоту в аду и в опалённых крыльях, протягивать её людям, которым она… не нужна.
Нежно сотрутся вековые и бессмысленные границы между любовью и дружбой: словно бы рухнет берлинская стена тоталитарной истины, морали, разлучавшей один народ.
Но пока, пока.. от вздоха в темноте дневного парка, в листву упало моё тело, словно лёгкая и не нужная одежда.
Улыбаюсь в своей лиственной, коленной темноте и боюсь открыть глаза: чуть выше меня, на уровне виска, в прохладном воздухе, должно быть невесомо замерло моё обнажённое сердце, и бьётся, бьётся, милое, во все стороны света, в сторону тебя, ещё невидимых звёзд и багровой листвы в облаках.
Словно бессонное око, оно видит каждый твой шаг, проникает в твои сны: тебе не спрятаться, не скрыться от него..
Хочешь улыбнуться? Моя подростковая мастурбация была окрашена в трансцендентные переживания: я испытывал стыд, перед умершей бабушкой, которая могла меня видеть.
Я скрывался от этого потустороннего взгляда за шторами дверей и одеяла, но всё было напрасно.
Мне казалось, что бабушка приводила с собой ангелов, душу Пушкина, Достоевского, Марины Цветаевой..
Я был укрыт от этого потустороннего, звёздного ужаса, лишь тонкой кожей одеяла.
Страшно было взглянуть на комнату: ясно ощущал, что над моей постелью, стоит и светится во тьме, как осенняя листва, целый сонм ангелов, писателей и даже… моя умершая собака — Байрон.
Я чувствовал, как она, милая, верная, ласкается ко мне, передними лапками взобравшись на постель.
Но мне казалось, что это не моя собака, а ангелы рвутся ко мне в постель!
Сердитый Толстой хватает меня за левую ногу, а Достоевский, за правую, и тащат, тащат меня чёрт знает куда.
Я ощущал себя великим грешником, быть может, самым развратным грешником на всей земле, раз в моей постели собралось столько ангелов и умерших писателей.
Странное дело: в бога не верил, а в умершую бабушку, загробные блуждания Достоевского и Толстого, помирившихся у моей ночной постели — верил.
Мой подростковый, нежный грех, проложил какую-то мистическую тропинку в моём мозгу.
Грех ушёл, а тропинка осталась…
Прости, что-то я отвлёкся.
Добавлю лишь, что позже, я испытывал трансцендентное возбуждение, нежнейшее замирение Танатоса и Эроса.
У Бодлера есть стих:
Ты на постель свою весь мир бы привлекла,
О женщина, как ты от скуки зла!
Бодлер плохо знал женщин, наверное: в этом томлении женщины — смутный и райский порыв: поцеловать многих милых сердцу мужчин — в одни уста. Чтобы они стали нечто одним.
Ей кажется, что ночью, в постели, они скинут свои тела и она переспит с их душами..
В подростковом возрасте, ещё до того, как я познал женщину, мой порыв был с привкусом ада: в свою постель я приглашал… ангелов и умерших женщин: Клеопатру, Настасью Филипповну, Эвтерпа, Сапфо, Наташу Ростову (месть Толстому за ночное унижение и страх?), и даже королеву Франции — Маргариту Наваррскую.
Да, я совращал ангелов и бессмертные души, и все они падали, падали, как листва в Эдеме, к моей постели: моя комната и постель были устланы багровой листвой…
Как там у Есенина? Листьями, звёзды льются..
Мне нравилось, что за мной в постели наблюдают ангелы и прекрасные женщины, обнажённые так, как не может быть обнажена ни одна женщина на земле: до смерти и бессмертия души: в этом вечное и сокровенное искушение женщины в любви, не ведомое мужчинам, желающих, наоборот, закутаться в тепло женщины и любовь, от холода звёздных, бездонных пространств.
И вот теперь, я стою на коленях в парке, среди листвы, как при молитве, и над моей головой, в воздухе, словно розовый нимб, сияет моё обнажённое сердце, бессонное сердце, от которого тебе не скрыться уже никогда, даже в смерти.
Ты ещё слушаешь меня?
Подожди, я сейчас положу телефон на землю и прикрою листвой.
Я одену твой голос листвой и своими руками, чтобы он не озяб..
Словно нежный язычник, я буду разговаривать с листвой, солнцем и ветром, стоя на коленях.
Люди проходят мимо и странно смотрят на меня.
Они не видят тебя.. словно тебя и нет.
Они не видят, что я.. похоронил твой голос и теперь он грустно, как-то матово, доносится из под земли и листвы.
Ложусь в листву и целую её, говорящую со мной твоим голосом: чудеса..
Глажу листву, твой милый голос, глажу… хочется плакать.
Хочется сказать тебе что-то самое важное, нежное.
Почему такие слова так мучительно даются? Словно губы человека, шея, грудь даже, на миг перенесены на тысячелетия назад, в то тёмное и немое время, когда первобытный человек пытался выговорить в слезах, своё первое слово, глядя с восхищением на млечный путь или взошедшее солнце над осенью.
Это похоже на роды… Безумие какое-то. Мужчине тоже дарована эта мука, чтобы они ещё больше поняли женщину и прижались к ней в муке понимания и прощения.
Слово, размером с душу.. по крайней мере, когда вырастет.
А тело, такое маленькое, хрупкое..
Так мать наверное с грустным умилением смотрит на взрослого сына, который выше неё на две головы, и удивляется с улыбкой, что он когда-то был в ней, был тёплой частью неё, а потом покинул её… да, именно это слово на губах у матери: покинул.
И покинет опять, уйдя к той, кого полюбит однажды.
У тебя сейчас уже вечер, родная? Хорошо, тогда я тоже закрою глаза.
Ты никогда не думала о том, как бездонна наша душа, наше чувство к другому и как всё это симметрично связано с бездонностью звёздных, полыхающих пространств вокруг нас?
Ах, если бы мы осознали, что чувствовать прекрасное, испытывать вдохновение в творчестве, любить… это так же опасно, безумно, как идти по тонкому прозрачному льду на середине ночной реки: вот-вот провалишься в звёзды!
Во время войны был такой случай: девушка бежала по полю, счастливая, в синем платьице…
И вдруг, останавливается. Улыбка замирает на её лице.
Она видит солдата, лежащего в цветах, с ужасом смотрящего на неё и что-то шепчущего ей.
Просто девушка выбежала на минное поле, и не заметила этого.
А солдатик заметил, быть может когда спал в цветах и перевернулся, услышав жуткий щелчок, как при осечке выстрела самоубийцы.
Девушка робко стала к нему подходить, неся на лице улыбку, как прижатый к лицу сорванный цветок и обещание добра..
Вспышка света… Никого нет. В голубом, высоком небе князя Болконского, летают две птицы..
Так хочется взять тебя за руку.. и закрыть глаза.
Словно ничего нет, ни мира, ни войны. Её просто не было, и лагерей смерти не было, и Серебряного века не было и гибели Есенина в гостинице и эпохи Кватроченто и распятия Христа и Древней Греции, с её безумными войнами и красотами духа.
Всё вернулось к истоку: вечная ночь и звёзды. Сплошная, лермонтовская красота без конца и без края, как весна в стихе Блока; нет добра и зла, всё — красота и бог, и посреди этого эдемского шелеста звёзд, мы с тобой открываем глаза…
Мир начался с нас, для нас.. понимаешь?
Позади наших плеч, исполинской, звёздной вьюгой крыльев, полыхает девственный мир.
Держи мою руку и не отпускай, родная: весь мир развивался с того и этого берега, только ради этого касания, поцелуя..
Не отпускай моей руки: между нами сразу вспыхнет космос, войны всего мира, история мира, красота и боль разлуки…
Странное чувство.
И почему слова любви, признания, сокровенно связаны.. с вопросом о боге?
Я не верю в бога. Но я как-то разумом чувствую, что это важно, и без решения проблемы бога — мои слова, чувства к тебе, огромные, как душа и мир — невозможны и нелепы.
Забавно. Люди ходят в парке, дети смеются, молодая парочка ссорится на лавочке.
Девушка в очках плачет... ты находишься за 1000 км. от меня, но твой тёплый голос у меня на ладони, и грудь мою разрывает огромное чувство, и если мы не решим с тобой прямо сейчас, есть бог, или нет, я умру!
Философы, поэты, святые… тысячелетия решали этот вопрос… и все эти метания сердца, словно бы голубым конусом боли сошлись в моей груди.
Сказать — «люблю», без веры в вечность, в это вечное чувство? Чувство, вечное, а вечности и бессмертия — нет?
Разве это не безумие? Предательство? Да от этого можно сойти с ума!!
Всё равно что протянуть тебе руку, стоя у бездны, за которой ничего нет, ни человека, ни красоты, ни неба..
Нет, я так не могу..
Я знаю, чувствую, что если скажу — люблю, то вселенная, станет чуточку больше, в ней сбудется что-то удивительное, новое, как зарождение жизни на далёкой звезде.
Сказать тебе — люблю, всё равно что пригласить тебя любить — дальше тела, пола, жизни.
Это всё равно, что сказать: всегда! И в этот миг, мир просияет и станет видно во все концы света и времени больше не станет, и не будет иметь значения, умерла ты или я уже умер: мы и после смерти обнимемся и продолжим любить друг друга в сиянии звёзд, в улыбке листа, сорвавшегося с ветки..
Ты слышала что-нибудь про галактическое излучение глубокого космоса?
Эти лучи в тысячи раз сильнее обычного излучения солнца: они рождены от взрыва сверхновых.
В этих лучах — смерть далёких звёзд и зарождение новых планет, на которых возникнет таинственная жизнь.
Наша атмосфера лишь приглушает это излучение, пронзающее нас с удесятерённой силой.
И вот иногда, те души, кто живёт прекрасным и любит… чувствуют это дыхание далёких, умерших звёзд, и слёзы у них могут пойти во время прогулки в парке, в компании милых друзей, и самое заветное слово может сорваться с губ, или из под пальцев сорваться в виде таинственной и странной истории любви.
Лежу на спине и смотрю в небеса: вот-вот прорастут звёзды… твой голос рядом со мной, у плеча, как крыло..
Мы так лежали с тобой в цветах, в тот милый август, ты помнишь?
На раскрытой ладони — алый листик, похожий на стигмату.
Божья коровка сидит на нём: смешная и милая…
Шепчу в небо — люблю.
Алая капелька крови, невесомо поднимается над ладонью, в воздух, словно я лежу не на земле, а где-то среди миров, в мерцании светил…
Губы произносят громче: люблю тебя!
Сердце вот-вот прорвёт грудную клетку..
Слёзы на глазах.
Я люблю тебя! — кричу я в звёздное небо вечернего парка.
И мнится мне, что спустя века, эпохи, — слова поэтов прошлого, трагических влюблённых, Христа на кресте, словно неведомые и невидимые лучи, достигли цели, что-то в мире откликнулось на них, и вот теперь, я разом ощутил, как небо шумит рядом со мной, в листве и звёздах.
Как луч умершей звезды доходит до Земли спустя века, тысячелетия, а до тех пор звезды словно и не было никогда, она даже ещё и не родилась, так и сейчас.. все нелепые и глупые споры о боге и бессмертии души, стали мне понятны как никогда.
Мне не хочется больше спорить об этом: хочется просто прошептать тебе в сердце: люблю!
Любимая, ты слышишь меня? Ты.. не плачешь?
Почему ты молчишь?
Постой… связь прервалась.
С кем же я говорил всё это время? Кому?
Кто-то звонит… звонок из под земли, листвы.
Боже мой… солнце моё, ты ли это?
Или ангелы, бог? Я не знаю… и не хочу знать.
Ответить тебе? Ангелам, ответить?
Попытка комнаты и мира за окном.
Деревья возле дома в вечерней тени, и лишь верхушка высокого тополя в синеве, ещё блестит солнцем и днём.
Она так пронзительно выделяется среди ушедших в тень окон, крыш и деревьев поменьше… похоже на лицо тонущего человека, на миг показавшегося из тёмного плеска реки и глотнувшего в последний раз воздух, милое солнце и жизнь — не губами и даже не лицом, но всем своим мимолётным существованием.
Возле окна — постель, и на ней, под системой, без сознания, лежит молодой человек: он весь опоясан трубками и на его лице — кислородная маска: он сейчас похож на пилота, чей самолёт случайно вылетел в сирень стратосферы.
В ногах, на постели, лежит его чёрно-белый кот Байрон, в позе сфинкса, подогнувший правую лапку под грудь.
Над человеком стоят странные существа, похожие на ангелов с далёких звёзд: это люди в защитной форме.
За защитным шлемом одного из них угадывается женский силуэт со слезами на глазах..
Ровная, словно приглаженная тишина палаты — обманчива.
Собственно, с обычной палатой она имеет мало что общего: стены и часть потолка покрыты багровым тлением: за ними прозрачно вспыхивают яркие островки миражей: тёмные, крылатые и безкрылые существа, в лиственности алых язычков огня, в муке протягивающихся к незримому небу.
Накрапывают звуки стонов.
Стены палаты подёрнуты дышащей, ярко-карей рябью мотыльков: в своей шёлковой дрожи движения, они похожи на блёсткую чешую.
Что здесь происходит? И, главное, кто этот человек?
Всё просто, и, одновременно, безумно.
Это обычный влюблённый, страдающий от ревности и неразделённой любви.
Его муки были столь сильны, что проступили сквозь тело, прорвали кокон бытия, полыхнув адом.
Он доказал, что ад — существует.
А рай? Существует ли рай?
В Песнь Песней сказано: Сильна, как смерть, любовь, и люта как Преисподняя — ревность.
Смерть — равна любви. По крайней мере на земле.
Любовь, словно луна при затмении, идеально закрывает собой солнце смерти.
Быть может поэтому, в любви и нелюбви, так часто хочется умереть?
Ревность.. есть в ней что-то апокалиптическое, что-то от последних дней: солнце скрыто на века и холод тьмы лёг на землю, как саван.
Нет бога и неба. Людей уже нет..
Возле тлеющей и надорванной картины Рафаэля — Мадонна с младенцем, лежащей на земле, как князь Болконский на поле Аустерлица, дрожит на ветру озябшая былинка, прижимаясь к картине.. к потемневшим ангелочкам на ней, вмиг повзрослевших и скорбных.
Записная книжка человека в палате.
Её страницы, быть может, смогут пролить свет на тайну Ада и Рая, а возможно, и любви.
У ревности — бессонные глаза демона в раю.
Как он там оказался.. уже другой вопрос.
Быть может делал подкоп и сбежал.
Как вечерние тени от человека возле фонаря, разрастаются выше деревьев и окон домов, так боль ревности, взлетает выше, дальше тела.
Происходит что-то иррациональное: так душа однажды отлетит от тела..
А здесь — боль твоя и… милое тело, почему то — чужое, становятся одним целым.
Боль+тело = душа?
Бестелесная, неприкаянная.. что-то ищущая в ночи, заламывая не руки, но, крылья. Она ищет своё утраченное навек. тело.
Мужчина ли это, женщина? Не важно: душа обнажённая, озябшая под холодными звёздами над парком, возле окна на N этаже, она видит, как в её милое тело, входит со стоном, другое тело, словно душа…
Похоже на безумие.. исконное, тайное: о нём догадываются иногда сумасшедшие, дети, влюблённые и поэты.
Есть я и ты.. наши души — одно. Но почему наши тела, словно озябшие крылья падшего ангела, мучительно размётаны в разные стороны, на огромном, физически невыносимом пространстве друг от друга?
И что самое страшное, ты, словно падший ангел (боже.. откуда в личных дневниках эта вечная тяга к отстранённому «ты»? Словно в зеркало есенинского Чёрного человека смотришь и.. вот-вот кинешь в него что-то), ощущаешь себя.. свои крылья — парализованными.
И всё бы ничего.. если бы во тьме неизвестности (откуда эта патина романтизма? хотя.. душе одинокой и мучающейся, нужны эти тени чувств: без них ещё более одиноко) я не услышал, как ко мне крадётся, невыносимо медленно, что-то чудовищное: оно.. нет, не съест, но будет насиловать я не смогу убежать.
Словно князь Андрей, парализованный на поле Аустерлица (ночь, все ушли. Он один, наедине со звёздами, душой и небом… оно сейчас чудно похоже на то самое небо, небо Наташи… которому она поверяла свою душу, любовь, сидя на окошке. Неужели… чтобы мужчине дотянуться до звёздного неба женщины, до её сердца — нужно.. умереть, умирать?), я буду лежать под открытым небом…
Звёзды и мир прохладно накрапывают на простёртые на земле тело, душу и крылья..
Хочется пошевелить крылья.. прижать их к себе, от насильника… но невозможно.
От напряжения, только слеза потекла по щеке и веточка зачем-то качнулась над взором..
Это и правда похоже на ад: я — здесь. И я же — Там.
Два меня. Та, кого я люблю, моё родное крыло, кто-то насилует рядом со мной, а я ничего не могу сделать.
А крыло шелестит, стонет.. изгибается, совсем по женски.
Неужели ему нравится? Или оно.. бредит?
Мне кажется.. я понял, как ангелы обрывали свои крылья, с кровью и плотью.
Быть может.. это и было, падением.
Насильник уходит… я прижался к размётанному в цветах крылу, грустно улыбающегося во тьме, как Офелия.
Обнял его и заплакал.. казалось, и оно плачет: у нас были одни слёзы на двоих.
У меня странные отношения с любимой.
Я не знаю, кто мы друг для друга: какое-то бездонное междустрочие меж любовью и дружбой: где рифму взять, чтобы срифмовать не слово, плоть, а тишину между строчек — душу?
Подруга иногда рассказывает мне, как занимается сексом.
Очень подробно: какие позы, ласки.. стоны.
Вплоть до оргазма, который у женщин разнообразен и таинственен, как времена года (у мужчин иначе: какой-то вечный сентябрь, иногда переходящий сразу — в какой-то прибалтийский апрель).
Словно и у оргазма есть позы.. но, какие то бестелесные, мимолётные (тело бы так не выдержало, надломилось бы): только-только в мир проступило что-то блаженное, вечное… оставив немощное и изнеможённое тело позади, словно уставшие крылья, и вот.. это вечное сразу почти умирает. От этого хочется плакать. Может поэтому некоторые женщины плачут после секса?
Я сам у неё об этом расспрашиваю..
А потом мы сидим друг напротив друга и тихо смотрим...молчим.
Словно вернулись в Эдем, а он зарос звёздами, осенью и нашим молчанием.
Подруга участливо касается моей руки.. а мне физически больно.
Более того — однажды на левой руке, от её касания, проступил ожёг.
Она с криком отдёрнула руку..
А я как-то привык к этому.
Забавно. Она как-то сравнила себя с Лилей Брик, грустно улыбнувшись и закурив сигарету.
Не знаю, ничего общего. Я ведь.. сам, прошу её всё рассказывать.
Лиля с мужем запирали Маяковского в ванной и занимались сексом.
Поэт слышал все стоны, сходил с ума, кричал и выламывал дверь..безрезультатно.
А потом, Лилечка, обнажённая, удовлетворённая, словно.. муза в аду, подходила к нему с улыбкой, раздевала пространство, отпирая дверь, словно сбрасывая — не на пол — в пустоту и воздух, ибо.. невесомость и звёзды. Земля далеко позади, — лёгкую одежду, сорочку души.
Она потом хвалилась, что Маяковский после этого писал чудесные стихи..
Интересно, слышала ли она из-за этой двери призрак выстрела?
Славно было бы, если бы Маяковский застрелился там, в ванной.. когда его муза занималась любовью с другим: его душа прошла бы сквозь дверь и, на миг просияв, грозно проявилась бы за плечами любовника, возле её лица...вскрикнувшего.
У меня.. у нас, не так.
Мне не нужно умирать. Я.. уже, чуточку мёртв.
Если её нет со мной — это не жизнь.
Мои крылья, странно стеснившиеся к левому плечу — это белые щепы разбитой двери моей жизни.
Правой стороне очень зябко: там и сердца нет, и крыльев.. и потому её отсутствие, именно там, с правой, бескрылой стороны моей жизни, особенно мучительно ощущается.
Правая сторона кровоточит… тишиной и грустью. И ещё чем-то.
Я иногда мастурбирую и думаю о ней, и тогда мне кажется, что из моего запястья в постель течёт моя кровь.
Говорят, если потеряться в пустыне, изнывая и сходя с ума от жары и жажды, и от отчаяния попытаться перерезать себе вены на запястье, то ничего не будет: от адской жары, кровь станет густой и свернётся.
Кровь, алыми губами прильнёт к девственным и тонким, как во время ссоры.. губам на запястье.
Густая, тёплая и ослепшая кровь капает в горячую ванну из моего запястья..
В горячей воде, сперма напоминает воск во время гадания.
Грустно на это смотреть… силуэты осенних веточек, удивлённого совёнка...трубки какие-то. Бред..
Есть соблазн. Большой: во время мастурбации, перед оргазмом — надрезать себе вену на правом запястье и… истекать кровью, жизнью, любовью.
Всё это будет впервые — блаженно-равноценным.
Прочитал чудесную легенду о спартанском мальчике и лисёнке.
Его, с другими детьми послали в лес, что бы он добыл лису.
Мальчики его опередили, но в норке был маленький и озябший лисёнок: он захотел его оставить себе, скрыть.
Положил себе за пазуху и вернулся в школу.
Учитель остановил его и стал выговаривать, что он пришёл с пустыми руками..
Мальчик кротко слушал, но его лицо было удивительное: словно погода ранней осенью: робкая улыбка и грусть сменялись на нём.
Голодный лисёнок хотел выбраться и скрёбся в живот мальчика, прорывал в нём норку.
Но мальчик не выдавал своего друга.
Учитель, довольный своим поучением мужественности, удалился, а мальчик, весь бледный, упал на пол: он был мёртв.
Ощущаю нечто подобное, когда я.. точно знаю, что в данный момент она занимается сексом: ревность терзает меня и что-то прорывает во мне..
Я ухожу подальше от людей, ложусь в ночном парке на прохладную траву и просто смотрю на звёзды.
Плачу и прижимаю ладонь к животу или сердцу.
Огни города где-то вдалеке и похожи на звёзды.
Звёзды на небе сливаются с земными огоньками ночного города: любимая занимается сексом где-то на одной из этих звёзд.
А это далеко. Очень. Мне чуточку легче..
А в животе всё равно творится странное.
Яркая точка ширится, цветёт огнём. Безумие какое-то..
Я — здесь. Но.. большая часть меня — где-то на одной из звёзд, с ней.
И, чем ближе к ней, тем дальше, мучительно дальше от неё.
Может меня нет? Она часто не верит моей нежности к ней и словам: мол, так не бывает. Так не могут любить.
Наверное во мне что-то не то… может я и правда не умею любить, да и жить: её рука на моей щеке: ты милый.. вот бы к сердцу так — рукой…
( Интересно, почему в дневниках до сих пор нет кинематографического приёма - музыки, оттеняющей эмоцию текста? Если кто-то будет читать этот отрывок, то пусть звучит мелодия Martian - Soul to Soul).
Вокруг этой яркой точки в моём животе, вращаются ослепшие мотыльки, звёзды, моё тело без сознания.. город, опустевший навек, без людей.
Ощущение странной центростремительной силы: душу выбрасывает дальше тела.
Словно потерпевшая кораблекрушение душа, выброшена на далёкие звёзды.
Странное видение… я и она в изящных одеждах середины 19 века. Идём по вечернему парку. Мы вместе.
Я остановился и взял её тёплое, блаженно-лёгкое лицо в свои руки (райское доверие!) и поцеловал.
Вся её.. наша, жизнь, в моих руках и на её губах.
Видение меркнет.. что-то случилось. Нас нет.
Странные, невыносимо яркие существа приближаются к нам и разлучают.. она касается рукой моей щеки.. я держу её за крыло.. выпускаю. Нас снова разлучили.
Мы вновь родились порознь. В разных странах.
Я её снова найду, где бы она не была..
Сердце — раковина уха души: слушаю звёзды и ночь.
Стоны доносятся со звезды..
Я не только слышу, буквально вижу, как она занимается сексом.
Клянусь, это не фантазия. Моя душа — там, в её комнате.
Задел крылом её книгу на столике и она упала на пол.
Стон замер, словно бы оглянулся.
Кстати, что это за книга? Что-то греческое: о мифах, Психее..
Надо будет осторожно спросить у неё об этом..
Лежу в ночи на траве в холодном парке. Стонут звёзды… на моих запястьях, груди, животе и плечах — проявляются светящиеся в темноте, ранки-ожоги.
К ним слетаются мотыльки.
Милые..
Чудовищные мысли приходят на сердце.
Мечтаю, чтобы с любимой что-нибудь случилось: авария на машине, в дерево… и она была бы парализована.
От неё ушёл бы мужчина. А я бы остался. Ухаживал бы за ней. Не отходил от её постели днём и ночью.
Мыл бы её, кормил с руки…
А потом не вынес бы её взгляда и слёз и.. повесился в соседней комнате.
Я чудовище.
Новая фантазия. Чудесная, но почти не выполнимая: у всех мужчин в её городе — словно лампочка, погас, перегорел пол.
Моя любимая окружена безопасным уютом бархатной темноты.
Чёрт.. всё равно не спокойно на сердце.
Пускай на всей земле, у всех мужчин, сотрётся пол, как на школьной доске, написанное детской рукой — грустная попытка нежных слов о девочке.
У одного меня на всей земле будет мужской пол.
В красную книгу попаду… а может и не в красную (люблю сиреневый цвет. Славно было бы сделать книгу об очень странных, почти вымирающих видах поэтов, влюблённых… нежных друзей и безумцев). Внимание учёных и женщин всего мира..
Вот, я иду в толпе очаровательных японочек, эстонок, француженок.. они протягивают ко мне руки и что-то выкрикивают (надеюсь, не проклятия), а я и не замечаю их. Я иду к своей милой подруге..
Нет, это невыносимо! Я днём и ночью слышу её стоны и вижу как она занимается сексом!
Бессонная память… замолчи!
В 3 часа ночи, бился головой о грядушку кровати и отключился. Хоть поспал..
И всё же меня мучает уже моё тело — мой пол.
Он — как смирительная рубашка меня спеленал.
Не могу двинуться, вздохнуть.. в нём весь ад ревности, да.
Хорошие крылья у моей ревности — ад, и зеркальное — да.
- Ну так что, согласен? Сделаем это?
- Да..
Уж если мою душу выбросило после кораблекрушения в её комнату, к постели её и телу в ночи, стонущему, значит, нужно довершить это, символически замкнув круг.
Мне нужно… самоубийство пола.
Сегодня ночью был секс с мужчиной.
Странные ощущения и во многом — женские.
Женщины любят чувствовать на грани «да» и «нет».
Любят телом говорить — нет, а душой — да. Всем своим существом — да, сметая телесность и законы мира — напрочь: сплошная душа.
Какие-то метафизические болгары, эти женщины..
Те тоже, кивают, а это значит — нет.
Женщина вообще довела это до искусства, таинственного.
Порой она и сама не знает, где да и нет.
Она чувствует междустрочием этих да и нет.
Тело и душа, пророчески меняются местами… а быть может, и вспоминают что-то райское.
Женщина первая вспомнила о рае на Земле.
А мужчина? Об аде..
Быть может, ад — это осень Эдема? Багрянец листвы… огоньки листы.
Это даже экзистенциально — секс с мужчиной. Солипсическая зеркальность..
Душа и тело так часто менялись местами, в моём желании… метании, уступить мужчине, себе..
С кем мужчина занимался сексом? Он хоть понял?
Я был блаженно близок к моей любимой.
Луна ужаса ревности была максимально приближена ко мне: я её касался и не боялся уже: я был с ней.. одним целым.
Коловращение души остановилось..
Тело и душа замерли в пустоте, на 4 этаже, словно бы медленно вращаясь вокруг земли, вдруг, блаженно и ярко ускорившей вращение своё.
Забавно даже. Есть в этом что-то кирилловское, с достоевщинкой.
Я и не знал, что в гомосексуальном сексе, в женском пассиве, можно испытать обыкновенный мужской оргазм ( андрогинный?).
Он сильнее и ярче привычного мужского и ближе к женскому: мой пол как бы привстал на цыпочки…
Не понятно, правда, он вот-вот блаженно оторвётся от земли, или.. просто, повесится.
Было странно кончать. Пытался сдержаться..
Было в этом некое эхо самоубийства… если не пола, то его крыла, ярко вздохнувшего, взошедшего лунно из-за одинокого силуэта первого крыла, и до того, единственного.
Яркий голос не женственности даже — души, поднимался изнутри и разрывал голубой кокон глубины какой-то матовой боли, наслаждения и пола: ему сложно.. нельзя было противиться.
Чем-то похоже на жизнь и влюблённость.
Потом я плакал на постели. Растерянный и милый парень, не понимал что происходит и гладил меня, целовал в плечо..
Странные мысли и сны о гомосексуальном сексе с подругой.
Чистилище пола..
Меня — почти нет. Не смена ролей, смена — тела и души: замена. Из-мена — самому себе.
В идеале, желательно, чтобы на ней была его одежда.
Разумеется, я бы сорвал её нежно и страстно… а там, под ней, словно открыли дверцу в рай — ласково вспыхнула бы белизна её милого женского тела.
Тогда, после секса с парнем, у меня из ранки на плече вылетели два карих мотылька. Он это заметил..
Запомнит ту ночь и меня.. навсегда.
Интересно, что было бы после того как..
Думаю о подруге и сердце щурится от счастья.
Ноги нежно и как-то бархатно.. подкашиваются: сладкая дрожь в коленках, словно душа ступила на какую-то далёкую планету с непривычной и сладостной гравитацией.
Кто сказал, что бабочки — в животе?
Нет, они рождаются в коленках, и лишь потому шумят как спелая листва в животе, груди и даже в шее.
Коленку хоть поцеловать можно… а я и целую: там моя любовь к милой подруге..
Вот бы её колени поцеловать... с обратной, нежно-лунной стороны.
Запястье колена..
Ночь. Сижу за столом и пишу всё это зачем-то. Мой кот сидит на полу у стены и смотрит на бабочку, заигрывая с ней хвостом: значит я не сумасшедший. Кот их тоже видит. Или.. мы оба с ним сумасшедшие...
Лампа светит: настольная луна взошла..
Мотыльки разрывают мне грудь.
Ещё вылетели из плеча, из запястья...
Милые… как это грустно и сладко, коснуться своего чувства. Вот бы и подруга…
Очень жарко. Снова слышу стоны.. они преследуют меня, словно тени в аду.
Да что же так жарко, боже! Невыносимо.
Плечи горят. Вся комната уже в мотыльках..
Я люблю тебя! (как странно, грустно это говорить в одиночестве.. если смотреть в окно, кажется, что признаёшься в любви природе..)
Может, открыть окно и прокричать это миру?
Мотыльки, яркой листвой отражений, вспыхнут в ночи…
Я люблю тебя!!!
…………….
…….
………..
Про самые яркие, самые важные вещи писать тяжелее всего, ведь хочется сделать это так, чтобы окружающие поняли твои слова. Нет, не слова, чувства. Эмоции. И поняли правильно, прочувствовали всё в точности как ты. Это за гранью фантастики. Два человека никогда и ничего не будут ощущать одинаково.
***
За день прочитала книгу Сары Уинман "Когда бог был кроликом". Невероятная книга с дурацким названием.
***
Есть такие истории, которые ты глотаешь жадно и быстро, как коробку пончиков в период зажора. Начав читать, не останавливаешься пока не перелистнёшь последнюю страницу, я называю такое состояние книжным запоем.
***
Я с детства любила читать, но мой первый книжный запой случился лет в 10. По приезде на дачу, Соня всегда перечитывала старые книги. В основном это были детективы, но были и исключения. Одним из них была "Волшебная шубейка" Ференца Мора. Помню, она чуть не каждое лето рассказывала мне, как ей нравится эта книжка, и однажды я заинтересовалась. Я проглатила её за одну ночь, она разбила мне сердце. Несмотря на то, что книга детская, с красивыми картинками и сказочным слогом, возле главного героя, мальчика Гергё, постоянно маячит тень смерти, и обстановка как-то постепенно нагнетается вплоть до самой кульминации. По какой-то мистической причине в тот первый раз я не читала самую последнюю главу, а закончила на предпоследней. И долгое время я верила, что Гергё умер. И эта смерть разбила мне сердце. (И окончательно меня доконало прочтение последней главы спустя 10 лет, когда я узнала, что он не умер!)
***
Так вот, та летняя ночь наедине с жестокой книжкой до сих пор сидит где-то внутри меня, ведь на тот момент у меня уже были сложные отношения со смертью, волшебством, самосознанием. Тогда, лёжа на старой тахте под тяжёлым ватным одеялом, я пыталась осмыслить смерть маленького хозяина волшебной шубейки, пропускала её через себя... Сложно объяснить, почему эта книга на меня так повлияла, но, несмотря ни не что, она мне очень-очень понравилась.
***
То же происходило ещё со многими книгами, в том числе и с богом-кроликом. Она меня порвала. Я читала рецензии, многие считают, что данная книга написана исключительно ради бабла, ведь в каждом персонаже есть какое-нибудь беспроигрышное вызывающее сочувствие читателя качество. Да, так и есть. Но редко встречаются вещи, в которых банальность вызывает не раздражение, а глубокую симпатию, любовь, понимание, терпение. А помноженная на такое количество персонажей банальность вызывает в разы больше симпатии, любви, понимания и терпения. И невозможно остаться равнодушным. Ты либо любишь их всех до единого, либо ненавидишь. Отдельно можно отметить слог: невероятно живой и насыщенный образами, но необычайно простой, даже домашний.
***
Сложно, сложно говорить о том, что действительно трогает. Особенно сложно сказать это так, чтобы всё стало понятно. Просто отмечу, что во время прочтения бога-кролика я один раз была глубоко шокирована, один раз предсказала сюжет, трижды расплакалась от отчаяния и один раз от злости. И была дико разочарована тем, что когда у меня оставалось целых 4 недочитанных страницы, я обнаружила, что три из них - список примечаний, и страница осталась одна.
О существовании этой книги я узнала, когда искала, какой бы фильм посмотреть в кино. Мне было суждено прочесть её по двум причинам:
1) Я очень люблю смотреть и читать про Индию.
2) Мой девиз "Сначала книга, потом - фильм!"
До конца показа в кинотеатре оставалось около недели, я взялась за книгу и... она поглотила меня целиком, как бескрайние воды Тихого океана, по которому дрейфовали Пи и Ричард Паркер.
В итоге фильм я смотрела с гораздо большим интересом, чем мой спутник и многие зрители в зале, потому что я знала многое, чего не знали они и что осталось за кадром, и этим просмотром лишь закрашивала яркими красками тот прекрасный и детальный узор, который сложился у меня в голове за время прочтения. Думаю, нет смысла объяснять, какое это удовольствие - видеть приятную и радующую глаз картинку в дополнение к затронувшему твоё сердце содержанию...
Восхищение этой историей, видимо, было причиной вопроса, возникшего в моей голове впервые - а что же делают со всеми этими плакатами после того, как фильм выходит из проката? Я подошла к работнице кинотеатра, которая такому вопросу удивилась, но в итоге попросила меня прийти в последний день показа и дала мне абсолютно новенький, нигде не висевший плакат! Место в квартире ему нашлось оригинальное и получился тигр-киборг:
К сожалению, квартира была арендная и при переезде мой тигр попытался забрать с собой и краску с двери (что вряд ли оценили бы хозяева), пришлось его оставить. А жаль!
Как-то наткнулась на высказывание, что «шедевры мирового кинематографа следует воспринимать не до, а после прочтения литературного первоисточника». Не знаю, назовут ли фильм Долдри «Чтец» шедевром. Не думаю. Но в этом случае получилось так, что книгу я прочитала после фильма.
Фильм сам по себе мне понравился (но я вообще люблю игру Кейт Уинслет), но все-таки после прочтения книги он кажется мне неудачным. Неудачным в том плане, что тот самый конфликт: конфликт первого поколения, тех кто родился после или во время войны, с поколением войны, поиски себя, поиски очищения, вопросы ответственности и вины, в фильме скорее затронут, а не раскрыт. То, что в книге идет красной нитью и рассматривается и через призму любви, и через призму познания, через мучительные поиски, в фильме присутствует скорее флером, частью истории, но не САМОЙ историей. Акценты иные, характеры не глубокие, поиски… не то, чтобы поверхностные, но какие-то неубедительные. Ну и сила воздействия книги куда сильнее, нежели фильма, хотя казалось бы у кинематографа намного шире инструментарий влияния на чувства зрителя.
Повторный просмотр фильма после книги не дает ничего, кроме ощущения затертости. Мне кажется, что именно этот фильм лучше бы было смотреть перед книгой, потому что освободиться от влияния книги и рассматривать фильм как самостоятельное произведение все же очень и очень сложно.
Знаете, почему я ненавижу утешительные призы? Где-то в начальной школе, очень начальной, я даже не помню класс, мы играли в пионербол, с параллельными классами, на телевизор. Раньше была такая игра, кто помнит, это не волейбол, но уже есть правила. А телевизоры в школе тогда еще были редкостью, может только в учительской и в кабинете биологии... Мы очень обидно проиграли, так игра сложилась,что делать, дали утешительный приз, торт в коробке. Принесли в класс, открыли и офигели, он был похож на хорошо перемешанный салат оливье, но тот, который уже кто-то кушал. С тех пор "утешительный приз" вызывает у меня стойкое чувство подташнивания. Проиграл - уходи, утешительные призы - ф топку. К чему я это всё? Да к тому, что прочитала книгу и ее слащавый конец, в который я не поверила, но уважаю волю автора и его полет мысли. Представила что будет дальше с героями. Они прожили жизнь, выжаты, как лимоны, всё растратили, профукали, продали, проиграли, выбросили на помойку и потеряли. Что они могут дать друг другу? Не знаю что будет чувствовать герой книги... Он мужчина, они другие. Но боюсь что героиню разочарует этот "утешительный приз" как меня когда-то. Она поймет - он ей уже не нужен. Всё хорошо вовремя.
Есть у меня одногруппница, милая девушка с повышенной тревожностью. Все как у всех, читает Пушкина, пишет фанфики про Онегина и Ленского (или сына Ленского, тут как сюжет пойдет). А кто не встречали таких девушек. Милый одуванчик, по сути своей. И есть вторая, интересуется историей СССР, книгами альтернативной культуры и самыми жуткими и даже мерзкими хоррорами, что писало когда-либо человечество.
Людей объединяют общие темы для разговоры, вот так и окно среди насыщенного дня пар объединило нас для обсуждения общей страсти - литературы. Переходя от жанра к жанру, обсуждая любимые истории, незаметно мы перешли к обсуждению того, что читаем сейчас или вот-вот дочитали. И божий одуванчик достала эту книгу. По счастливому стечению обстоятельств, у всех из нас было по книге с собой. И конечно же, мы решили ими обменяться.
Это история не только о том, как ко мне в руки попал этот (надо признать, немного шокирующий, но достойный роман), но и о создании локального книжного клуба, скрепившего жизни трёх очень разных девушек.
Добрый день! Извините, что пишу не на форуме, а в разделе "Истории".
Но у меня будет наполовину история, а наполовину обращение к вам.
В ближайшее время мне предстоит встретиться с группой старшеклассников (и, возможно, педагогов, родителей) с целью обсуждения этой книги. Увы, она будет прочитана не у всех (такой формат встречи).
Цель встречи - знакомство с современной зарубежной литературой (занятие в рамках спецкурса). Но хочется провести встречу маскимально интересно и продуктивно.
Несколько человек уже прочитали и подходили с морем эмоций. Уже не раз себя останавливали, чтоб раньше времени всё не сказать:) То есть с прочитавшими будет о чем поговорить, это понятно.
Но вот сейчас я выбираю отрывки для обсуждения и уже замучилась перебирать то одно, то другое. Глаз замылен.
Вдруг кто-то из вас захочет/сможет предложить, какую именно сцену было бы интересно прочитать и обсудить прямо на месте. Вот что в книге вы считаете самым острым/противоречивым/спорным?
Заранее большое спасибо!!
Я начала читать эту книгу довольно давно, она мне очень-очень нравилась, но как-то не шла. Но вчера я решила добить её и... мне это почти удалось. Оставшиеся 75 страниц (уже сегодня) я пошла дочитывать на море, мне это показалось очень символичным: Пи дрейфует в Тихом океане, я сижу на берегу Финского залива.
Дул сильный ветер, позади шумели деревья, впереди волновалось море. Волны, сильнейший запах водорослей и соли, крики чаек, голубое море, высокое солнце... Жаль только холодно. Я мёрзла, куталась в подол юбки, надела куртку, но читала, хотелось сделать это именно на побережье, так сказать в дань уважения истории Пи.
И ведь история действительно того стоила, вплоть до 518 страницы и части под названием БОЛЬНИЦА "БЕНИТО ХУАРЕС", ТОМАТЛАН, МЕКСИКА. "Правдивая" история мне совсем не понравилась, про животных в разы лучше и честнее.
Невольно хочется читать кому-нибудь вслух. Переживать вместе боль и страдания, любовь и радость героев. Читать их истории на разные голоса, поначалу искоса наблюдая за реакцией. Затем увлечься, время будет лететь незаметно. Для книги уже не существует часов и минут. И порой она рассказывает то, что может перевернуть жизнь.
И всё-таки так странно.
Так и не могу понять, почему меня так потянуло за бумажной книгой именно в нужный момент... Читала с маленького экрана карманного PC - старого, но удобного. И всё же маленького. Сорвалась, сходила в магазин. Открыла книгу - а там глава "Страницы из подвала". Ровно следующая, остановилась на ней - случайно, не заглядывая вперёд. И чёрта с два бы я вообще разглядела их на экране, привычном, но маленьком. А тут - вовремя.
И не могу понять, почему... А это вообще отдельный случай. На любимые книги я стараюсь не читать чужих отзывов - слишком остро воспринимается. А здесь - просто попала в сети, потому что невозможно же остановиться, когда видишь столько восторгов и кажется - вот, люди тебя понимают, и как-то подвоха не ждёшь... Дождалась. Привели эпизод - не буду говорить, что он для меня значил. Сказали - всё, после этого книга не воспринималась, слишком наивно, так не бывает.
В тот же день зашла на сайт автора, особенно ни о чём не думая уже, и сразу попались на глаза слова о том, что именно с этого момента всё и началось. С того, упомянутого. И что его во всех подробностях пересказала ему мать - видела своими глазами. Лучше бы ничего такого не случалось, конечно. Но она видела.
Не веру в людей этот человек мне возвращает, нет. В людей я и так верю, хоть и сама понимаю - глупо, наверное.
Тут какая-то иная вера. В высшие силы, судьбу и провидение, что ли. И совершенно непонятный человеческому разуму замысел, который сталкивает людей через слова - притом, что эти люди друг друга никогда не увидят, а один даже не узнает о существовании другого.
Вот и никак я не могу собраться написать рецензию. Чую, слишком это для меня личное.
Пусть пока вот это будет здесь. Очень давно написанное, ещё до книги. Только оно упорно так перекликается и резонирует, что уже молчать не могу, хоть и не люблю лезть с тем, что пишу, куда попало.
* * *
Я прошу за своих и чужих на последней из войн:
Кто идёт под конвоем и кто возглавляет конвой,
Кто стреляет в меня и кто веру в меня сохранил, -
Я не слышал имён... не узнал, не сберёг, не ценил...
Но куда бы меня ни забросила эта война,
Кто бы ни был со мной в белом поле и в чёрных стенах,
Если нет никого, кто ему бы подставил плечо -
Пусть я стану ему побратимом, щитом и мечом.
И не страшно последние крохи отдать бедняку,
И чужую вину принимать, и чужую тоску.
И, от снега и боли храня уходящих на бой,
Я боюсь одного - не суметь расплатиться собой.
Я боюсь затуманенных глаз и заломленных рук
На последней войне, где поверженных в плен не берут.
Я боюсь не успеть, не прорваться, не встать на пути...
Кто давно за решёткой - бессилен, забыт, невредим.
И тогда не молитва, а стая знакомых имён
Разобьёт тишину - и никто ничего не поймёт,
Но последнее имя откликнется божьей грозой...
...Так бывает, должно быть.
Что кто-то ответит на зов.
Книгу прочитала в поездке в Петербург, а точнее возвращаясь из него.
Был последний день моего пребывания в этом замечательном городе. Я должна была встретиться с лучшей подругой, с которой не виделась до этого четыре года, но она не смогла, и я, в сквернейшем настроении, отправилась в книжный магазин.
Там мой взгляд совершенно случайно упал на красивую обложку, и я решила, что непременно ее (книгу) куплю.
всю обратную дорогу я не могла оторваться и по приезде домой мне уже нечего было читать.
Удивительно легкая в прочтении, она доставила огромное удовольствие и очень сильно сократила путь домой
