Рецензии — стр. 2

В рамках новой и заключительно проводимой футуристической программы "Грандмастер критицизма 2017 снисходительно читает российских писателей в 2018" я взял в руки книгу с лучшим названием, которое только смог найти – «Петровы в гриппе и вокруг него» Алексея Сальникова (из рожденных этим веком отечественных культурных явлений лучше название было только у прекраснейшего фильма Алексея Попогребского "Как я провел этим летом"). Выбор был относительно неслучаен - сей роман был удостоен не очень престижной премии «Национальный бестселлер» и также стал обладателем приза критического сообщества еще менее престижной премии «НОС». Ну и «Медуза» в лице Галины Юзефович что-то написала, но на это точно, при живом Данилкине и мне, обращать внимание не стоит. Вышла книга в стремительно раскрывающей нашу литературу с разных сторон «Редакции Елены Шубиной». Скоро только у них хорошие российские книги и останутся. 416 страниц, оформление обложки беспечное, строго 18+. И только ты эти 18+ открываешь, как на тебя гурьбой накидываются все эти гриппующие петровы. И тащат в мир хороших книг.

Возможно, это не совсем все-таки так. Хорошие-плохие, тут так не работает. Одна из главных интриг романа (про Петрову, ну вы поняли, ага) так и вовсе эти понятийные характеристики растворяет. Это как новый тропический фрукт попробовать, даром что из Екатеринбурга, вкусный али невкусный – ощущений то сколько все равно. Так и Сальников – написал книгу, которая сбивает с толку, но делает это приятно. Наверное, так происходит, когда богатые люди по ошибке не тот бизнес-джет покупают реактивный, с ними вот что-то такое и происходит. Если немного углубиться, то главное, и несомненно, выигрывающее у всех и вся, это язык – такой сочный и насыщенный, что мог бы быть говяжьим и лежать в тарелке Марион Котийяр в Париже. Языком Сальников скрашивает все небольшие шероховатости, присущие полноценной дебютной прозе, над которой, ко всему прочему, работал профессиональный поэт (изрядная напевность, излишний СИМВОЛИЗМ). От этого темп и ритм немного скачет, но так даже интереснее. А уж со временем и местом что иногда творится. Вещи очень занятные и, не побоюсь этого слова, постмодернисткие.

Выигрывает также, безусловно, то, что назвать в романе непонятно как, а в музыке называется «звуком». Тихо! Стойте! Полакайте эту фразу медленно, как пушистая собака в жаркий день. В ней смысла больше, чем в жизни некоторых людей. Продолжим. Так вот, это, знаете, когда приходит такой серьезный, толстый дядька, садится за огромный микшерный пульт и что-то там себе крутит, тихонечко нашептывая в бороду. И, voila, вы через минуту не стая патлатых дурачков, которые своей музыкой могут случайно вывести из комы человека, а группа «Металлика». Все потому что толстый дядька знает как и где подкрутить. Сальников – сам себе такой продюсер, с какой-то абсолютно (опять же) необъяснимой чуйкой он выбирает такой entourage, такой темп, такое всё - что читать становится просто невероятно приятно. Возьмите хоть гриппозное состояние лихорадочного полубреда, в котором постоянно кто-то из героев находится. Сальников с легкостью литературного Ван Гога передает это знакомое абсолютно всем состояние, причем делает это с точностью человека, который это состояние придумал. Бэкграунд в книгах либо есть, либо нет, но Сальников, черт возьми, этот парень пошел еще дальше. Он в романе "Петровы в гриппе и вокруг него" еще один герой.

Но окончательно смысловую черту проводит Игорь. Так оно часто и в жизни бывает, но здешний Игорь – всем игорям игорь. Так точно попасть в этот полусобирательный, полумифический, но точно живой образ мог только выдающийся мастер. Опять же, являясь по сути, не героем, а частью бэкграунда (вместе с катафалком, в котором он неслучайно появляется), Игорь олицетворяет собой абсолютную силу. Бог и Дьявол. Доппельгангер, Бегущий по лезвию, Робокоп. Игорь. Убедительный образ русского духа и неимоверной силы, которая позволяет пить водку с медведями, строить ракеты и быть добрым. Ка-тет. Пелевин и Донцова. Акинфеев. Игорь. Точно, лучший герой этого века в нашей литературе. Такому только за стол сесть со всеми этими онегинами и живаго.

За всеми этими восторгами, мы подходим к итогам. У нас есть невероятная (в прямом и переносном смысле этого слова), простая и обезоруживающе обаятельная история, которая происходит в поистине монтипайтоновском Екатеринбурге. Прекрасные герои, которые иногда Петровы, а иногда – петровы (ну вы пооняли), язык, которому я уже спел не один панегирик. Все это жмет на нужные кнопки и ракеты Алексея Сальникова летят вверх. То есть, я даже не нашел, к чему придраться, что бывает очень редко. Я не буду тут бросаться громкими заявлениями (хотя статус мне теперь это позволяет), но Сальников умело ткет свое полотно из большей части классики последних пары веков, гремуче взбалтывая в своем языкастом шейкере Гоголя, Булгакова, Довлатова и иже с ними. Делает это подозрительно мастерски, сохраняя неповторимую индивидуальность (не спутаете ни с чем). Чудно и чудно (разноударяемые).

Если бы я мог (а я пока не могу и потом тоже вряд ли), я бы как перевел бы эту книгу на английский - что-то типа Eugene Sully "Petrovs with cold and behold" и на проданные за первые полгода 260.000 экземпляров купил бы Алексею Сальникову бутылку хорошего тосканского вина. Или домашний планетарий. Чтобы просто хорошему человеку было хорошо.

Пока лучшая российская книга нашего десятилетия.

Лучший критик 2017 года

"...теперь в этом новом, непривычном мире с его безжалостными законами, которые нам приходится учить на бегу, отбрасывая вещи, в которые мы привыкли верить, вещи, которым нас учили всю жизнь..."

Жуткая, жизненная и правдивая книга (в свете-то последних событий в Китае...), опутывающая тебя липким страхом и ужасом, атмосферой отчаяния и безысходности, темного мрака, из которого нет пути...

"...ехать придётся, другого выхода нет, просто отдать, выплеснуть этот страх прямо в беззвездное черное небо..."

Страх не перед эпидемией - все мы когда-нибудь уйдем; страх перед тем, в каких зверей превращаются люди на пороге серьезных жизненных испытаний; как уходит, капля за каплей, из людей все человеческое; как люди готовы убить другого за банку тушенки....

Грозное предзнаменование (или все же предвидение?) того, как беззащитны мы, живущие на Земле. Беззащитны перед лицом стихии, сил природы, вирусами...

Не человек венец природы, он только хочет казаться таковым, а самонадеянность очень опасна...

Всю книгу восхищалась героями, которые решили взять судьбу в свою руку; которые решились убежать от заразы, зараженных, мародеров...(я бы, наверное, так не смогла, я вообще по жизни такой фаталист: будь что будет). Всю книгу переживала за них и сочувствовала. К проблемам общемировым (я имею виду эпидемию) к ним добавились еще и обычные, человеческие: тесное соседство на протяжении почти двух недель дороги показывает истинное лицо каждого из героев (и это видно не только читателям, это видно и самим персонажам: Анне, Сереже, Ире, Леониду, Марине, Андрею...не говоря уже о детях, дети ведь все чувствуют лучше).

"...и ты никогда не научишься этого не замечать, ты же знаешь себя, ты можешь сколько угодно делать вид, что тебе это безразлично, - но ты не умеешь справляться с тем, что тебя не любят, никогда не умела..."

Когда на кону твоя жизнь, ты уже не думаешь о том, чтобы показаться кому-то лучше, чем ты есть, или же понравиться окружающим, - другие, знаете ли, заботы на повестке дня... Ревность, злость, презрение, обида - и это еще далеко не полный перечень тех чувств, которые испытают персонажи (отмечу тонкий психологизм романа и отлично прописанные характеры). Угроза скорой смерти должна, казалось бы (?), объединять людей. А на деле разъединяет...Оттого , наверное, книга получилась более жестокой, чем, может быть, ожидалось, но, повторюсь, более правдивой...

Невероятно увлекательный сюжет и интрига, которая не оставляет до конца (доберутся ли они все-таки до пункта Х, а если доберутся, то в полном ли составе - к середине книги начинаешь сомневаться в счастливом исходе этой затеи, умеет автор заставить поволноваться:)

Есть фильмы ужасов (которые я нежно люблю:), а есть книги ужасов (которые я почему-то так редко читаю), и "Вонгозеро" - прекрасный такой книжный ужастик, не оторваться (а еще автор приятно удивила красивым слогом, поэтому наслаждаешься и действием, и самим языком), 5/5

"...вокруг стояла какая-то настороженная, подозрительная тишина, словно за каждым углом, за каждым поворотом нас поджидало что-то нехорошее" - стоит ли говорить, что ожидания и подозрения оправдались с лихвой...

Автор показывает ужасную жизнь (по современным меркам) в татарской деревне 30-ых годов, но недотягивает ужасности. Современная городская девушка в страхе съеживается от места в семье и условий в доме Зулейхи, точнее должна была, но Яхина любит дарить надежду и во всем находить прекрасное. Я рада позитивизму и за него, но тут это резонировало, не понятно, автор просит обернуться нас назад и ужаснуться или же, полностью противоположное – находить радость и в такой жизни?

Пока я пыталась понять, деревню уже раздербанили и героев закинули в поезд. Зулейха стала функцией, на мой вкус она вышла безжизненной, может быть из-за склада характера и воспитания, ибо ее всю жизнь учили молчать и не отсвечивать, не знаю. Но за таким героем, которого по дну таскают, а она радуется, как-то очень странно наблюдать. В этом плане сильно резонировал профессор – вот он мне очень понравился. Особенно его вьетнамские университетские флешбеки. Персонаж получился при всей своей стандартности оригинальным и притягательным. Основная масса то мерцала, то гасла, и при своем обилии больше никто не вызвал мой интерес. Хотя кузнец оригинал, да.

После всех мытарств, приключений и смертей (которые я почему-то вообще не почувствовала и не осознала – опять какое-то отрицание происходящего) наши герои осели и даже как-то жизни возрадовались, опять. Вот смешно, думаю, если бы тут все поголовно ныли – я бы ныла, что все ноют. А раз все бытием наслаждаются надо ныть, что нечем наслаждаться. Опять же достоевщина – в Сибирь сослали за убийство, а герой радуется просторам полей… Это город был виноват во всем, а-та-та тебя «город» (тут подразумевается глобальная метафора, где город – это совокупность обстоятельств, которые влияют на героя, точнее, на кого герой спихивает все свои неурядицы, отрицая собственную вину).

При всей кинемотографичности и почти полном отсутствии внутренних переживаний (из-за бревоподобной главной героини) все равно внутри что-то екало, то же несогласие, недоумение, а так же легкое наслаждение от наблюдений за деревенской жизнью и нестандартными ситуациями. Но вот вырастает сын Зулейхи, и он как по шаблону творить такую вот ерундень.

Не могу назвать язык красивым, но и плохим не могу, местами было идеально по тексту.
Не могу сказать, что сюжет понравился, слишком под Телеканал Россия вышло, хотя интересные моменты тоже были.
Прямо советовать книгу не хочется вообще. Ни одной ниточки внутри меня не дернула книга.

На такого рода произведения сложно писать рецензии... В них не будешь придираться к историческим и прочим неточностям... Передан дух эпохи... жуткий, студеный до морозного, терзаемый голодом дух... Но самое страшное тут не ужасы голода, холода и репрессий, это скорей стихии, непреодолимые и неуправляемые... Тут есть нечто более жуткое, и это нечто поселилось в душах людей... Как мало искр доброты, заботы, преданности, понимания и прощения в окружающих нас людях в минуты испытаний.
Этот роман не о маленькой женщине, а о большом многонациональном народе, о самых разных судьбах, о поступках, достойных восхищения и о преступлениях, которые никогда не оказываются безнаказанными.
Я не люблю такие романы, честно не люблю... Но всегда читаю и рекомендую читать другим. Такой вот в моем случае парадокс...

Открывая для себя нового писателя, никогда не знаешь заранее, какие вас свяжут отношения. Случится ли любовь с первого взгляда, оставит ли он вас равнодушными или произведёт негативное впечатление – остаётся лишь делать догадки, погружаясь с головой в новые впечатления. Так получилось, что у Елены Минкины-Тайчер я начинала читать одновременно сразу две книги, одна из которых, "Время обнимать" была представлена аудиоверсией, а другую, как раз "Эффект Ребиндера" читала глазами. Сравнивая два произведения, кстати, чем-то похожих, я пришла к выводу, что этого автора лучше всё-таки читать, чем слушать. Возвращаться к прочитанному абзацу, перечитывая и наслаждаясь слогом; останавливаться на удачных метафорах, забегать вперёд от нетерпения, потому что уже ну совершенно невозможно не узнать, что же случится с Олей, Таней, Кирой, Лёвой, Володькой, Матвеем...

Героев в романе много. Есть основные персонажи, есть второстепенные, есть и проходящие. Но все они связаны между собой, каждый приходится кому-то отцом, матерью, бабушкой, лучшим другом, любовником, коллегой, бывшим одноклассником, любовью всей жизни. Каждая новая глава раскрывает перед читателям новую, уникальную судьбу, чтобы потом отложить её в сторону и вернуться к ней через какое-то время, оставив героя проживать наполненные событиями и людьми года. Мы возвращаемся к этим судьбам, уже изменившимся, уже поддавшимся чужому влиянию, чтобы в очередной раз подивиться тому, как тесен мир и как причудливо пересекаются наши многогранные жизни.

Роман охватывает большой отрезок такого непростого, богатого на события двадцатого века. И не сказать, что события были довольно радостные, а сжатые до размера одной семейной саги, вообще вызывают тихий ужас и восхищение людьми, сумевшими пережить такие потрясения. Революция, коллективизация, репрессии Сталина, "дело врачей", война, Оттепель, приход к власти Горбачёва, чернобыльская катастрофа – как много пришлось пережить нашей многострадальной Родине, сколько судеб перемололи жернова Истории, равнодушно оставляя за собой растоптанные жизни и раскромсаные души. Истории героев Елены Минкиной-Тайчер сложились по-разному. Кому-то повезло прожить долгую, пусть и не беззаботную, жизнь в окружении любимых и любящих людей; кто-то сгорел, не успев прожить свои лучшие годы; кому-то пришлось бежать от чего-то или к чему-то; кто-то просто ушёл, став жертвой случайного стечения обстоятельств. Но какими бы разными не были эти пёстрые жизни, они всё равно прекрасны, так как за каждой из них стоит единственный и неповторимый Человек.

Ну что, ребята, вот она. Зловеще красная и немного серая, новая, опять дурацких размеров – «Текст». Новый Глуховский, ребята. Событие для нашей литературы, все равно что выход нового альбома Radiohead или, берите больше, парад планет. И я, как единственный человек на этой бренной планете, который потратил больше времени на написание рецензий на Глуховского, чем на чтение его книг, вам сейчас расскажу, что это за текст такой. Добро пожаловать домой, Димка.

Но для начала, как некий, уже, в принципе, ставший традиционным ритуал – помянуть старое. В этот раз, пожалуй, обойдемся без глубоких погружений (ведь можно расплакаться) – просто кратко резюмируем. Дмитрий Глуховский написал две потрясающих и великолепных фантастических книги: «Сумерки» и «Метро 2033», но все то, что было в его творчестве далее, лучше всего можно проиллюстрировать знаменитой квинтой доктора Кюблер-Росс. Вы все ее прекрасно знаете, просто не знаете, что это придумала умная женщина. Итак, в хронологическом порядке:

Отрицание или «Метро 2034» - да это не он написал, он там франшизу парням продал. В смысле фамилия его? Глуховский? Точно через О? Блин, да нет, вряд ли он, брат его, наверное… Я потом перезвоню, дел много *опустошительная тишина*
Гнев или «Рассказы о родине» - ЭТО ЧТО ТАКОЕ ЗАЧЕМ ПОЧЕМУ ГЛАЗА ГЛАЗАААА МЕДИИИК!!!!!11!!
Торг или «Будущее» - Слушайте, ну у Салмана Рушди тоже были книги не самые удачные, Дима сейчас для себя больше пишет, он потом вернется сияющей звездой на небосклон отечественной фантастики. Точно вам говорю.
Депрессия или «Метро 2035» - Я хочу разучиться читать. Нет смысла более. Более. Боле. Боль. Бль. Ь.
Принятие или «Текст» - это любая рецензия любого критика на любом ресурсе - если вкратце - жанровое перерождение, новые грани, новое слово в реализме.

Так ли это на самом деле? Правда ли, что Глуховский забыл всех своих монстров в шкафу и начал писать аки юный Горький? Ну, конечно же, нет. Если как следует разобраться, что же это за жанр, в котором написан новый роман Димки, то тут все просто. Это называется Нетфликшн. Рецепт экстремально прост - вы просто берете ваш самый любимый сериал с американского сервиса Netflix (в данном случае это любимый сериал Димки "Черное Зеркало"), смотрите его без остановки, потом смотрите что-то еще модное и классное на том же Netflix (и не забываете сунуть в текст второй свой любимый сериал “Наркос"), потом сидите немножко в социальных сетях, набираете в себя правильную атмосферу (а лучше две - как в автомобильных шинах) и пишите текст. С очень большой вероятностью у вас получится «Текст». А все эти разговоры про реалистичность и так далее – слушайте, ну нет, даже близко нет. То, что это не фантастика – это верно критики заметили, но реализм? Ну да, если у Глуховского в метро никто никого не ест, то это сразу реализм. Такой же, как и в сериале «Черное зеркало».

Но, ладно, Бог с ним, с жанром. Есть другая проблема. И это, о чудо, даже не сюжет (он, кстати, очень мрачный и в нужной мере безысходный, много низких частот и датского ветра; вроде не холодно особо, но горло потом саднит – очень недурно Димка может). Это язык. Димка больше всего напоминает слишком активного подростка, который в первую интимную ночь, пока его партнер-читатель робко стягивает с себя исподнее, уже стоит голышом на руках, разведя ноги в шпагате. Избыточность текста в «Тексте» такая, что бьет по глазам андреналин. Создается ощущение, что Глуховский пришел в первый раз на ускоренный урок литературы и такой – «вау, метафора, ничего себе, ого, а это что, эпитет, крутяк, оксюморон, как я жил без тебя раньше!!» Ну и получается, что в целом достаточно изящные конструкции заканчиваются неожиданным, например, «колбасным жиром ожог заврачевал». Покатайте эту фразу меж своих неб, ощутите каждую сервелатинку. Конечно, есть некое удовольствие, что Димка заговорил уже на серьезном языке, но пока не получается до конца переключиться. Только втягиваешься поглубже, а там пельмени с хлоркой (чуть дальше есть конкур, посвященный, хм, этому литературному самородку). В общем, продираться сквозь такой текст - все равно что заниматься дайвингом в Мертвом море. Сложно и глупо.

А кстати, вот и она, новая рубрика – Конкур! Кто отгадает, что в этой книге одновременно пахнет пельменями и хлоркой (подсказка - даже близко не пахнет), получит высокохудожественный роман Дмитрия Глуховского "Текст". Дерзайте! Прошу книгу прочитавших не мешать остальным отгадывать.

Так, что в конечном итоге? Я признаюсь честно, что «Текст» - не самая плохая книга (на фоне последних опусов Глуховского – так и вовсе хорошая), но есть пара моментов. Во-первых, давайте все дружно похлопаем мужеству автора – Глуховский, конечно, мужчина. Я бы (а я алчный, как касатка) писал бы серию Метро, пока не кончились все натуральные числа. А деньги я бы жег, ел и мазал на хлеб. Но Дима пошел очень темной и страшной тропой - туда, где можно вряд ли что-то приобрести, скорее потерять. Это как перестать снимать «Трансформеры» и поехать со своими личными историями на кинофестиваль в Торонто. Там другие критики, там больнее. Но Димка пошел туда. Пока это очень странно и непривычно, но я ему желаю удачи. Но, во-вторых, кто знает, может Глуховский захочет себя попробовать где-то еще – на Нетфликсе знаете сколько сериалов разных? Или может это будет фэнтези с драконами? Поэтому пока бессмысленно говорить о трансформации писателя Глуховского – с таким же успехом он может написать в следующий раз и «Метро 2036». Вообще (я это специально тут пишу, чтобы Димка не дочитал) Глуховский мог бы с легкостью стать one man army всей отечественной фантастики - может, не профессорского легуиновского уровня, но, скажем, Бачигалупи - да с легкостью. А Паоло кстати все эти ваши Хьюго брал, и Димка мог бы, ну вот уверен я. А вместо этого «Текст». Ну ок.

А вообще, просто представьте, до чего же у нас все плохо с современной литературой, что мы тут Глуховского обсуждаем. Может кто не понимает, как она выглядит, современная российская литература. Я вам расскажу. Ну вы, наверное, в курсе, как было раньше (в те времена аргумент "а у нас зато есть толстой" перебивал даже создание колеса или полет в космос). Сейчас - все немного иначе и это если выражаться корректно. Представьте себе большое-пребольшое поле, где ровно посередине, пасмурной ночью крутится большая карусель. Со слониками, коняшками и другими дружелюбными пластмассовыми млекопитающими. Так вот, большое темное и безжизненное поле - это современная отечественная литература. А на карусели катаются Быков, Прилепин, Акунин, Елизаров и литературные негры Пелевина. Сверху на карусели установлен диско шар в виде головы Донцовой. Все эти люди пишут книги, получают по очереди премии и в общем то, плевать им, что наша современная литература - это смертоносная, темная пустошь. И ровно по середине от плывущего на жирафике Быкова до конца тьмы идет молодой парень. Куда идет - пока сам не знает. Но прет подальше от этих карусельных людей.

Еще раз удачи тебе, Дима. И не надо так больше с пельменями. Я их иногда ем.

PSlevkusie уже почти решил, что больше да, чем нет, но начал читать нового Геймана, а там предисловие лучше написано всей этой книги.

Ваш Covfefe

С чего начать? Начнем с вопросов. За что у нас в стране дают премию "Большая книга"? У МЕНЯ ЕСТЬ ДОГАДКА. Все как в старые добрые времена – у кого больше, тот и победил. Произведение Александра Терехова «Каменный мост» - это гипербола, арабский небоскреб, шесть тройных виски, это, в конце концов, огромная и перенасыщенная всем, чем возможно, книга. Если заявить в общих чертах – очень образованный мужчина на протяжении примерно 6 тысяч страниц машет интеллектом словно голой шашкой. А текст – он как шашлык с прожилками: некоторые кусочки не прожевать, остается только, простите, с трудом глотать. Улиссовский размер и не жуется – 850 страниц (или все-таки 6 тысяч) постоянных злоупотреблений, молекулярная кухня, гинандрия и зооэратия.

Если же немного осадить (это посттравматическое, простите), то все не так уж и плохо. То есть все плохо, но не так уж, следите за мыслью. У нас есть отличная История, взятая за основу. В 1943 году сын наркома авиационной промышленности Володя Шахурин по не очень ясным причинам шмальнул в голову дочке видного посла Нине Уманской, после чего совершил сэппуку тем же путем. Это вам не "дело врачей", которое жгло кумулятивом мою броню на экзамене в 10 классе. Тут у нас убийство, ТАЙНА, ДРАМА (!!!). Собственно, эта история несчастной любви со временем обросла догадками и разными слухами – условно, об этом и книга – компания интересных джентльменов спустя 60 лет расследует это преступление. Так стоят фигуры на доске. Дальше я не виноват. Все-таки, все очень плохо.

Когда вы уже прошли половину сложного пути к вершине Аконкагуа (даже чуть больше), происходит еще одна странная и непонятная вещь (которая эквивалентна встрече датских голых студенток на самом высоком батолите). Терехову то ли скучно стало, то ли живот прихватило - факт остается фактом, романист пошел во все тяжкие. И никаких положительный коннотаций - вместо того, чтобы изящно завершить роман понятным и красивым эндшпилем (а я еще думал, ведь вроде бы сюжетная линия к концу идет, что же там, столько авторских благодарностей в конце?), автор, истошно вращая глазными яблоками, ныряет в пучину, где не тонут только кафки. Терехов, вроде бы, тоже плавает, но знаете как что? Я понимаю, что вы не понимаете, о чем я. Но там все странно, намекну - это если бы у Пришвина в его произведениях все звери начали бы разговаривать и путешествовать во времени. Написал и всерьез задумался, говорили ли звери у Пришвина?

А еще в этой книге есть любовная линия. И тут нельзя обойтись без кулинарной метафоры (зря, что ли, придумал?). Представьте, что вы бронируете за три месяца дорогущую гостиницу в центре Копенгагена, берете с собой красивую женщину, и еще, ко всему прочему, путем долгих вечеров и увесистого счета за межгород получаете столик в лучшем ресторане мира Нома. Но, когда вы торжественно приезжаете, оказывается, что повар не в состоянии готовить, потому что пересмотрел «Титаник» и расстроился, а его помощника укачало на пароме из Осло. И вы, в такой важный день, вместо высокой гастрономии получаете яичницу-глазунью. Знаете, такую, у которой помидорками выложены глазки, а сосиской - рот. У Терехова примерно все также - под его очень странную манеру письма можно было как-то любовь и повкуснее подать. Но нет. Глазунья с хлебом. Очень некрасивая. А вместо густого прогорклого вонючего чесночного соуса - описания секса (в жизни ничего хуже не читал). Здесь тоже все очень плохо.

Книгу разгромил, что осталось? Если бы наши умели, хотели и, хотя бы, немного могли бы - то вышел бы хороший русский (именно так) аналог «True Detective» (даже название «Каменный мост» хорошо звучит) - со своими восьминутными сценами без единой монтажкой склейки, тошнотворно натуралистичным сексом и КАРКОЗА ЖЕЛТЫЙ КОРОЛЬ прекрасным сюжетным твистом в эндшпиле. Но наши пока не умеют, либо умеют, но очень плохо. Собственно, именно поэтому, Бог нам дарит второй сезон «True Detective». Никто не расстроен. Хотя, как ни странно, на сериал я бы посмотрел.

И напоследок. Есть какое-то ощущение, что напиши кто-то подобную книгу на Западе - все бы с ума сошли от восторга, завалили бы налогооблагаемыми долларами и поместили бы на обложку Time. Но это там. И, вообще, это только моя мысль. Правда же в том, что если в порыве праведного любопытства вбить в один всеми известный поисковик «александр терехов», то можно лишь узнать какие туфельки носят светские львицы, а не кто убил пятнадцатилетнюю девочку на Каменном мосту.

А все ведь очень просто. Туфельки лучше.

Ваше CoffeeT

Действующие лица:
Сорокин – прозаик;
Мамлеев – философ;
Елизаров – народоволец;
Пелевин – студент;
Акунин – дворецкий;
Липскеров – купец;
Проханов – офицер царской охранки;
жандармы.

Действие происходит в Москве в особняке Мамлеева.
Сцена 1: вечер, гостиная, за столом Мамлеев, Сорокин и Елизаров, играют в преферанс.

Мамлеев: А что, Владимир Георгиевич, не боитесь ли цензуры царской? Нынче, слыхивал я, за пасквили да за сатиру к ссылке приговаривают, да к запрету публикаций.

Сорокин: Помилуйте, Юрий Витальевич, я человек пожилой и мне бояться вредно – совсем нервы расстроятся. А ежели в ссылку меня – так и хорошо, надоела мне Москва, сил нет: грязь, навоз, помои везде. А в ссылке хоть воздухом подышу, по лесам нахожусь.

Елизаров, сдавая карты: Ах, Сорокин, будь я императором, я бы из вас сотворил всенародного мученика. Держал бы вас в застенках, распустил бы слухи, что самолично вас калёным железом пытаю. И вы бы несметное полчище сюзников обрели.

Сорокин: Но вы, Мишенька, не император, а банальнейший анархист, за что купили, за то и продадите. Лучше и дальше мной восхищайтесь или на гитаре нам спойте.

Мамлеев: Увольте, господа, довольно нам анархических песен. Отведайте лучше моей морошковой, Борис сам настаивал. Боренька! (Акунину) Принеси-ка нам морошковой своей, да икорки белужьей не пожалей, голубчик!

Входит Акунин с подносом, ворчит: Пора, пора трясти стены кремлёвские!

Слышится шум за дверью, вваливается Пелевин в фуражке набекрень.

Пелевин: Господа, облава в городе! Говорят, царская охранка за вольнодумцами нынче в рейд собралась.

Сорокин: А вы, Виктор, присядьте и не паникуйте. Кто это у нас тут вольнодумцы?

Пелевин: Так вы же и есть, Владимир Георгич, наипервейший вольнодумец во всея Москве!

Елизаров: А ты, Витенька, стало быть, Вадим Георгича так везде и славишь яко вольнодумца уже который год подряд. Мнится мне, от зависти. А как Вадим Георгича в ссылку – так на его место вскочить хочешь? Во!!! (показывает Пелевину кукиш) Не дорос ещё, Витенька, не просветлился до конца, сокол ты наш.

Пелевин обиженно умолкает, сдаёт карты.

Шум за дверью, входит Липскеров.

Шум за дверью, входит Липскеров.

Липскеров: Ох, господа, презабавнейшее явление: сижу я на Тверской и кофеи распиваю, а из ресторации, что напротив, жандармы Ширянова с Прилепиным под белы рученьки выводят. И всё так чинно-благородно, сажают в экипаж с решётками и в сторону Кремля неспешно трогаются. Но не это удивительно, а удивительно то, что в небе над Кремлём я тотчас увидал огромадного стоаршинного карася.

Мамлеев, сдавая карты: Видать, Сорокин, вам и в самом деле стоит остеречься, езжайте-ка вы немедля к Иванову в Пермь, отсидитесь, по тайге побродите.

Сорокин: Чушь, господа! И кажется я выиграл.

Сорокин бросает карты и отходит к окну.
Шум за дверью, врываются Проханов и жандармы. Немая пауза, все переводят глаза с Проханова на Сорокина и обратно.

Проханов: Господа, думаю нет надобности объяснять, по какой причине мы вас беспокоим.

Сорокин делает шаг вперёд. Проханов даёт знак, жандармы арестовывают сидящих с картами в руках Мамлеева, Елизарова, Пелевина и Липскерова.

Сорокин, в недоумении: Но, позвольте…

Проханов: Императорским указом сборища лиц с целью азартных игр запрещены. А доносы на вашу компанию картёжников уже давно поступают.

Липскеров, вырываясь, указывая на Пелевина: Это он, он, господа, доносы мастер писать!

Пелевин, вырываясь: О, великий Сорокин, вбейте мне в голову теллуровый гвоздь, я так хочу понять ваши книги!

Арестованных уводят, Проханов и Сорокин остаются вдвоём.

Проханов: А вас, Владимир Георгиевич, его императорское высочество ждёт на аудиенцию завтра к восьми и просит передать, что с вниманием прочёл ваш последний труд и желал бы обсудить некоторые указанные в нём аспекты внутренней политики.

Проханов коротко кланяется и выходит.

Сорокин один: Растерян мыслями. Чего я ожидаю? Меня пред всеми предпочли. Философа, купца, студента, анархиста – повязали. А я, словоплёт неукротимый, аж отрезвился. Они меня прославили безумным хором, и из огня я вышел невредим. Противно здесь мне, нету воли. Вон из Москвы! Сюда я больше не ездок. Карету мне, карету!

Уходит.

Сцена 2. По опустевшей гостиной ходит Акунин, собирает со стола.

Акунин: Картоха кончилася.

Знакомые и друзья не зря дали Кириллу прозвище Король. Ведь Кирилл – безоговорочно признанный король блошиных рынков и московских барахолок. В его обширной и регулярно пополняемой коллекции можно найти абсолютно всё: монеты исчезнувших государств, старые трамвайные билеты, отжившие свой век пишущие машинки, кокарды давно разбитых армий, погоны от шинелей, трости и шляпы, пережившие своих хозяев. Для Кирилла коллекционирование – это не просто хобби, а профессия и призвание. И за это ему прощались и забывчивость, и постоянные опоздания, и самодурство. Он искренне любил вещи, а вещи любили его.

Ещё он любил мать, единственного человека, который по-настоящему связывал его с реальностью. Однако связь постепенно истончалась, так как прогрессирующая у Марины Львовны болезнь Альцгеймера начала стирать невидимые грани между реальностью, вымыслом и воспоминаниями. Кирилл стыдился своего чувства и стыдился матери, оставляя под запретом любое упоминание о её болезни. Поэтому даже близкие друзья, так называемая "королевская свита", не догадывались о переживаниях его истосковавшейся души, которые он успешно прятал в ворохе старых вещей, усыпляющих ностальгию по прошлому.

Считаю, автор очень удачно выбрал тему, ведь коллекционирование, как идея для сюжета, предлагает широчайший простор для креатива. Помимо этого он предложил довольно интересную структуру повествования, скомпилировав настоящее и настоящее продолженное с фидбэками в прошлое. Центральную часть произведения занимают поиски Марины Львовны, которая вышла из дома в зимнюю пургу и потерялась в нагромождении безликих окраинных переулков . Здесь мы параллельно наблюдаем за Кириллом, безрезультатно пытающегося отыскать мать, следуя её привычным маршрутам, и за самой Мариной Львовной, безуспешно ищущей старый дом в проезде Художественного театра, где она жила много лет назад и где была счастлива.

Поклонникам атмосферы безысходности, склонным к ностальгии по 90-м, это произведение понравится. А хорошее владение автора русским языком, его интересные художественные приёмы и логика в построении сюжета наверняка заинтересуют и тех, кто только начинает своё знакомство с этим жанром.

Прочитав на обложке слова Людмилы Улицкой "на фоне трудового лагеря, адского заповедника, придуманного одним из величайших злодеев человечества", приготовилась сразу к развесистой клюкве в стиле Солженицына.

Прочитала залпом первые 100 страниц. Те, кто критикуют язык и стиль автора, по моему, слишком строги в своей оценке. Яхина умеет привлечь внимание читателя и главное - удержать его, что удается далеко не всем авторам.

С первых же страниц мы, во всяком случае женская часть читателей, начинаем сопереживать бедной забитой и неграмотной Зулейхе. Ей 30 лет в 1930 году и она живет вот такой жизнью уже 15 лет после своего замужества. Муртазе 60 лет и он стaрше ее на 30 лет. Зулейха родила 4-х дочерей, которые умерли через пару недель после рождения. В этом ее обвиняют и свекровь и сам Муртаза, который уже не в состоянии и долг-то супружеский исполнять, в чем он опять же обвиняет жену.

"Он хочет любить свою жену. Но тело его не хочет - разучилось слушаться его желаний... Наконец Муртаза встает с нее и начинает одеваться. "Даже плоть моя тебя не хочет", - бросает не глядя и выходит из бани".

Эти двое мать, умело манипулирующая 60-летним сыночком, и он сам издеваются на Зулейхой с утра и до поздней ночи. Сегодня этих двоих назвали бы абьюзерами и привлекли к уголовной ответственности за попытку доведения до самоубийства. Упыриха, как "любовно" называет ее Зулейха про себя, напоминает что-то среднее между гоголевским Вием и самой Улицкой.

Очень интересен эпизод, где Упыриха рассказывает сыну, что его сестры-братья, аж 10 человек, которых она родила для ненавистного мужа , умерли от голода, а спасла она лишь одного его, Муртазу. Мать велит не слушать злых людей, что подозревают ее в людоедстве. И как то сразу понятно, что именно это она и сделала. Этакая Медея татарского разлива.

Муртазе 60 лет, значит речь о 1871-1873 годах, когда очередной Голодомор гуляет со своей 10-летней периодичностью по просторам царской России, но почему-то не называется Голодомором, а просто скромным голодом. Первый же большой голод при большевиках назовут Голодомором. Ну это так. Лирическое отступление.

Первая часть о семейной жизни Зулейхи самая реалистическая во всем романе. Дальше начинаются мелкие нестыковки, вызывающие вопросы. Как, например, что Муртаза прячет зерно на кладбище между могилами дочерей в зарытый сундук. Вы зимой землю под снегом копали? А этот мало, что оскверняет могилы, так и копает не в первый раз. У него там врыт сундук. И его никто из деревни в 100 домов не выследил и не умыкнул сокровище Алладина? Я не сильна в вопросах сельского хозяйства, но мне кажется, что в сундуке зерно сгниет довольно быстро и до весны будет испорчено. Здесь мне закрадываются подозрения, что Яхина разбирается еще меньше, чем я в сельхоз работе.

Муртаза кидается с топором ( как перед этим на свою бедную корову) на командира проезжающего мимо вооруженного отряда, спросившего дорогу до деревни. Командир вынужден защищаться, а в руках у него револьвер. Нельзя сказать, что Зулейха сильно огорчилась. Видать, стокгольмским нашим синдромом не страдала. У нее это не вызвало никаких эмоций кроме удивления. А дальше очередь читателей удивляться, когда мусyльмaнская женщина вместо того, чтобы похоронить мужа до заката дня, тащит его домой, укладывает на кровать и ложится спать рядышком.

Это такая изощренная месть абьюзеру и его мамаше? А как про то, что Зулейха боится Аллаха? Я что-то здесь не поняла, не уловила глубокую мысль автора?

Дальше очень колоритно выписан еще один персонаж, доктор Лейбе, и его бывшая служанка, накатавшая на него донос и обвинившая его в шпионаже. Профессор давно тронулся умом, потеряв привычную ему кафедру и частных пациентов. Он сидит 10 лет безвылазно в своей комнате и жив только благодаря этой служанке, что работает на него по своей привычке и уже безплатно. Женщина тоже несчастная как и Зулейха, а потому первый подвернувшийся мужичок быстро вселяется на ее жилплощадь и подзуживает избавиться от сумасшедшего доктора с целью присвоения его жилплощади. Ну что тут скажешь? Если москвичей испортил квартирный вопрос, то он же и жителей Казани испортил. Я вот только стесняюсь спросить, а как профессор нужду справлял или мылся, если он ни разу не выходил из своей комнаты? Но это, конечно мелочи. Здесь главное эффект - десять лет не выходить из комнаты! Это до чего же довел его "кровавый режжжим" надо понимать.

Дальше Зулейха и сумасшедший профессор Лейбе оказываются в эшелоне, который гонят на край света. Здесь бросается в глаза, что Яхина историю раскулачивания изучала по Голливуду, чтобы не сказать по Геббельсу. Никто не давал кулакам 5 минут на сборы. Если тебя к стенке ставят, то на кой фиг тебе 5 минут? А, если на поселение отправляют, так это чтобы поднимать целину, чтобы кормить рабочих, что будут в свою очередь строить всякие там Магнитки и Днепрогэсы. А какую целину сможет освоить человек, которого повезут с узелком сменного белья? Кулакам давали собрать до 500 кг инвентаря и продовольствия на дорогу. В каждом составе был вагон санитарный и вагон-кухня с кладовой. Похоже, что Яхина считает, что цель была всех уморить голодом, а не пятилетку выполнять. Ах да, Голодомор решили большевики выполнять за несколько пятилеток. Ну, я так понимаю, что современные безграмотные домохозяйки схавают эту клюковку.

Отдельно остановлюсь на сильном эпизоде - роды Зулейхи. Абьюзер все-таки удачно исполнил супружеский долг после неудачной попытки в бане. Сумасшедший дохтур спасает Зулейху без всякого кесарева сечения, просто вставив руку в матку и нащупав ручки и ножки поперек лежащего плода, схватил за ножку и вытащил на свет костра. Вау. Современным акушерам - поучиться у сумасшедшего Карла Вольфовича Лейбы!

Кстати, даже автор вынуждена отметить, что именно рабоче-крестьянская советская власть открыла глаза бедной Зулейхе и превратила ее в человека.

" Недавно вдруг поняла : хорошо что судьба забросила ее сюда . Ютится она в казенной лазаретной каморке, живет среди неродных по крови людей, разговаривает на неродном языке, охотится как мужик, работает за троих, а ей - хорошо. Не то, чтобы счастлива, нет. Но - хорошо".

А затем придет и счастье, когда придет взаимная любовь. И любовь ни к кому-то , а к убийце мужа - красноордынцу Игнатову.

"Силы не убавлялись , а все прибывали, переполняли : она не ходила - летала ... и целыми днями ждала ночи. Стыдно не было.... сколько лет жила , не зная, что бывает иначе. Теперь - знала... Мучило, что теперь она отдавала сыну не все свое тепло; что ночные ее поцелуи были жарче и обильней, чем вечерние для сына".

Вобщем книгу Яхиной читать легко и увлекательно как и любой хорошо написанный ФАНТАСТИЧЕСКИЙ роман, главное, не думать, что вы читаете историю СССР 1930-х годов. И вам приятного чтения.

Вес не взят!

А теперь, друзья, давайте получим удовольствие от этой книги. Сядьте поудобней. Внимание! Я начинаю!

Центральное место в творчестве Гузели Яхиной по праву занимает роман "Зулейха открывает глаза". Эта объемная книга (более 500 страниц) представляет собой рассказ о простой татарской женщине, попавшей в трагические обстоятельства. События романа охватывают временной период с 1930 по 1946 годы.

Уже на 32-ой странице мы видим главную героиню с топором в руках на лесоповале. У вас наверняка возникает вопрос: что она там делает? Она там конкретно чалится. И Варлам Шаламов и Александр Солженицын неоднократно обращались в своих произведениях к теме ГУЛАГа. Но персонажи их книг чалились как-то неубедительно. Без огонька. Совсем в другой, оригинальной манере чалится Зулейха у Гузели Яхиной. Сразу видно, что она глубоко страдает. "Как же мне хреново!" - как бы говорит Зулейха. И ей как бы веришь.

Теперь без всякой иронии. На счёт задумки и воплощения скажу лишь одно - неубедительно. Роман соткан из одних только банальностей, совпадений и штампов. Тема ГУЛАГовских страдальцев, на мой взгляд, вообще неподъёмна. От натуги глаза не просто откроются во всю ширь, а прямо-таки на лоб полезут. После Шаламова и Солженицына попытки современных авторов сказать что-то своё в этой области выглядят как-то уж очень… неказисто. Есть вещи, о которых можно писать умозрительно, избегая личного соприкосновения, опираясь исключительно на собственную "чуйку". В результате получаются довольно приличные тексты. Но только не в этом случае. Для того, чтобы автор смог отобразить правдивость всего происходившего в ГУЛАГском АДУ нужно, чтобы языки адского пламени коснулись его собственной шкуры. Или обладать серьёзным писательским талантом, которого я лично у Гузели Яхиной, к сожалению, не наблюдаю.

Знаете, любая, даже самая гениальная, история состоит из клише. Ибо клише нас окружают в жизни, а хорошие истории тоже про жизнь. Талант писателя в том и заключается, чтобы оживить эти клише, наполнить их смыслами, которые потом тронут читателей и вызовут у них (в лучшем случае) размышления.

Скажем, в «Преступлении и наказании» тоже полно клише (по нынешним временам так точно): парень плохой и добрый одновременно, падшая и в то же время святая проститутка, типичная семья алкоголика, типичные же муки совести после убийства и т.п. Напиши это не Достоевский – и получился бы бульварный роман, отличный первоисточник для сериала на НТВ. Похожую схему использует Балабанов в первом «Брате» (очень литературном), даже Питер в наличии, а неприкаянность главного героя и невозможность здраво его осудить прямо отсылают к Раскольникову с его вроде как благими намерениями.

Так вот, «Текст» Глуховского – это прямое продолжение первого «Брата» и единственного «Преступления…». Плевать, что прошло много лет, изменились обстоятельства и сюжет крутится вокруг телефона. Главный герой «Текста», Илья, просто не мог появиться без влияния Достоевского и Балабанова. Это не хорошо и не плохо, это лишь факт, который нельзя не учитывать (ну никто же не станет винить Булгакова за заимствования из «Фауста», честное слово, так чем Глуховский хуже?). Интересно, зачем Д.Г. создал героя по образу и подобию. Можно предположить, что писателя привлекла... эм... культовость этого типажа. Раскольников был героем своего времени (поздней российской империи), а Данила Багров – своего (соответственно, 90-х). Оба персонажа ясно отражали переживания современников, совершаемые ими преступления не существуют вне исторических событий. Как ни парадоксально, поэтому же они стали вневременными; по этой же схеме «обессмертился» Базаров, который был писан Тургеневым с актуальных образов. Короче говоря, чем актуальнее история в момент выхода, тем больше у нее шансов стать культовой на века, причем в широких народных массах. Глуховский, взяв за основу типаж Раскольникова и Багрова, хотел сделать нечто столь же актуальное и культовое уже для России 21 века. Чтобы получилась классика на десятилетия как минимум. Типаж пережил некоторые изменения, но все равно центральная его часть (убийца с моралью в сложных жизненных обстоятельствах) осталась той же.

Трагический русский герой никогда не убивает ради удовольствия или из корысти. Так, Раскольников убил, полагаясь на философскую теорию, позже поставленную на поток всеми, кто хотел власти (и не только в нашей стране). В финале толком не ясно, разочаровался ли он в ней или лишь осознал, что он не повелитель по натуре, а обычная тварь. Данила Багров шел на преступления во имя родственных уз; «Брат» переосмысливает в т.ч. отношения в семье, их деградацию и их же важность для человека. В «Тексте» же нет философских теорий и родственных связей, которые стоили бы чужой крови. Глуховский как бы говорит читателю: у нас больше нет ни идей, ни семьи, осталась только месть за себя. Это доказывает своими поступками и главный герой: вместо того, чтобы позаботиться о захоронении любимой матери, он залипает в смартфоне убитого и пытается понять ЕГО проблемы, а не свои собственные. Причем месть тут лишена осмысленности, это не та месть, которая долго вынашивается и обдумывается. Это скорее месть по пьяне, по случайности: встретил своего обидчика однажды, случайно как бы его зарезал, случайно забрал его телефон, случайно залип в нем и обо всем позабыл. Герой словно бы смотрит сон, в котором не принимает решений, а решения принимают его. Итак, герой нашего времени – это человек, не способный планировать свои действия дальше одного-двух элементарных шагов?..

Очень странно развивается линия убитого, Петра Хазина, который (конечно же!) посадил главного героя ни за что (подбросил наркотики). Сначала Глуховский лепил из Хазина невероятную мразь, в которую слабо верится: он ненавидит родителей, бесконечно унижает якобы любимую девушку, торгует наркотиками, сажает невинных и т.п. И вот ни одного светлого пятнышка, сплошь чернота! Увольте, я разных мразей встречала, но чтобы человек со всеми был мразью, никого не любил, всех ненавидел?..

Потом Глуховский зачем-то решил добавить неоднозначности – ах, оказывается, Хазин не такой уж и плохой, он жалел невинно посаженных (чего?), по-настоящему любил свою девушку (но изменял ей и обманывал?), а в его гнили виноваты его родители, а больше всего папаша. Т.е., несмотря на столько аморальных поступков, Хазин не злодей? Ну, он же сожалел... где-то ОЧЕНЬ ГЛУБОКО он обо всем жалел, конечно. Только как это понял Илья, главный герой? С чего вдруг помирился с Хазиным в душе? Важно ли, о чем жалел Хазин, если из-за него ты семь лет ни за что отсидел? Понятно, что Глуховский не хотел черно-белую историю. Но перелом у него получился максимально неестественный и странный, в него не веришь, не понимаешь его.

Илья, к слову, не вызывает истинного сочувствия, как это было с его «братьями». У тех было множество отвратительных черт, но вопреки всему их было жалко. Их поступки были логичны и вытекали из их прошлого. С Ильей же так не получается. Кажется, сам Глуховский не испытывал к нему симпатии. Он описывает своего героя (даже в лучшие его времена) мрачно и неприятно. Иногда он пытается давить на жалость (у гг мама умерла и девушка его бросила!), но и это получается как-то неестественно, такая жалость во имя жалости, эти события нужны за тем, чтобы читатель переживал, а не чтобы Илья что-то понял для себя. Мир Глуховского в «Тексте» так же уныл, мрачен, в нем нет ярких красок, красоты, искренности – это мир из «Города грехов», не совсем реальный. Писатель забыл, что изобилие черноты притупляет ощущения. Шок и ужас вызывают редкие вкрапления боли и жести. Жесть же без конца перестает удивлять, убивает всякое желание действовать и делать хорошее – мир же так страшен и ничего в нем не изменится!

То, как Илья вмешивается в чужие жизни, – одной мне это кажется издевательством? Формально он хочет поправить отношения покойника с родственниками (зачем? в чем тут логика?), но итог этого ужасен. Он не задумывается, какого будет людям жить потом, зная, что их обманывали, что от лица их сына/друга/любовника писал посторонний человек. Непонятно так же, с чего вдруг главный герой проникается симпатией к посторонним людям, о которых толком ничего не знает. Глуховский не смог написать полноценный роман в письмах, в которых бы раскрывались сложные герои. Второстепенные персонажи (из жизни Хазина) остаются бумажными, простите уж за каламбур. Отец Хазина – типичный силовик (как их представляют люди вне системы), мать – самая обычная мать, без индивидуальных черт. Не лучше обстоят дела и с девушкой Хазина, в которую отчего-то влюбляется Илья. Глуховский словно бы загорелся вывести в романе свой эталон женщины (красивая, умница, комсомолка, верная, веселая, нежная и проч.), но не ответил на главный вопрос: а чего эта девушка делает с Хазиным, если он такая мразь? Может, не так уж она непорочна и чиста, что пристала к богатому мальчику? Но это было бы уже сложно. Персонажи не раскрываются вне простых однотипных сообщений. Чем они живут? Каковы их мотивы? Какие в действительности отношения их связывали с Хазиным? Ну нельзя жизнь человека сузить до переписки в «телеге», фоток в «инсте» и личных видео!

Свитер у Петрова на месте, но... постойте, почему на нем не пальто? Минус костюмерам :)

Самое же печальное в книге – это финал. Мало того, что он скомкан и психологически аномален. Удивляет мораль сего «текста нашего времени». Раскольников у ФМ получил надежду на искупление и осознал, что жить все же неплохо. Данила Багров из Питера поехал в Москву, возможно, навстречу лучшей жизни. «Текст» же полностью лишен надежды. Глуховский нам говорит: а ты хотел катарсиса? чтобы был иной путь? осознать, что жизнь не кончается плохим и можно найти что-то хорошее? а вот фиг тебе, никакой тебе надежды! Оттого от «Текста» нет положительных эмоций, к нему не захочется вернуться. Жесть без края не имеет смысла, увы. И политическая линия романа так же оказывается... эм... бесполезной. И какой-то… нарочитой (странно, что никто не спел напоказ «Дядя Вова, мы с тобой!» и не бился в припадке любви к тому самому). Да и нельзя нести точку зрения «все вокруг сволочи, проститутки, а я один такой несчастный стою!». Все-таки хорошая «социально-политическая» история – это про солидарность с героями, про объединение, преодоление одиночества. А не про то, что тебя никто не понимает. «Текст» скорее вызывает еще большую разобщенность, а ее и так много в наше непростое время.

В миру обитают «многочисленные читательские и критические мольбы о русском романе, который рассказывал бы, наконец, не о прошлом, но о живом и горячем «здесь и сейчас»». Алексей Поляринов берется за эту сложную, еще не обкатанную в отечественной прозе тему и, несмотря на то что он, на мой взгляд, сильно книгу перегрузил всем чем только было можно, все равно попал в нерв читательского ожидания и обрадовал огромное количество книголюбов. И, мне кажется, я поняла, почему ему это удалось.

Повествование начинается с рождения нашего главного героя Петро, неуверенного в себе робкого мальчика, старшего брата, верного друга, любящего сына. Треть романа мы наблюдаем его взросление, первую крепкую дружбу, загадочное детское приключение, первые прикосновения с жестоким миром. Потом в роман врывается внутренний мир его младшего брата Егора, а позже и сводной сестры Марины. Первая треть линейная, логичная, понятная и немного скучноватая, поэтому не удивительно, что история Егора перелицовывает книгу в шпионский роман, а история Марины – в остросоциальную драму. Но это понимаешь, только после прочтения книги, а в момент смены центра я немного терялась.

И вот тут у меня с собой начинаются сложности. С того момента, как мы начинаем прыгать от персонажа к персонажу, книга обретает динамику, становится захватывающей, начинает напоминать Дону Тартт и других зарубежных авторов. И, на мой взгляд, именно в этом и заключается успех книги, все те читатели и критики, что просили роман про русское «здесь и сейчас», многие годы удовлетворяли потребность при помощи зарубежного «здесь и сейчас», таким образом свои ожидания и свой внутренний книжный мир подстроив под зарубежную реальность. Поэтому и сердечко откликнулось под стилизованный роман, совсем не в духе общего течения современной русской прозы, которая продолжает массами брезгливо игнорироваться.

Не сказать, что я белая ворона, но русскую прозу читаю больше зарубежной и с большим удовольствием, поэтому почувствовала себя немного обманутой. Я не поняла зачем было вводить Боткина и так все переделывать? Вышло как-то беззубо (неужели все это только ради нескольких шуток?) С другой стороны, мне понравились сказки и интервью с четвертыми лицами. Вообще, на протяжении всей книги меня не покидало ощущение, что у автора огромный чемодан инструментов и он умеет ими пользоваться. Поляринов умеет создавать живых, настоящих, объемных, интересных персонажей. Он умеет создавать сложные, разветвлённые, динамичные и логично закрытые сюжеты. Он умеет вызвать смех, испуг, слезу, сожаление, сочувствие, нервозность. Этот роман – это настоящий парк развлечений, где:
- много всего;
- все яркое и притягательное;
- много острых впечатлений.

Но я жду от «интеллектуальной прозы» не этого. «Этого» я жду от прозы жанровой. В романе «Центр тяжести» мне не хватило этой самой тяжести, какой-то мысли или общей идеи. Возможно, она и была, но я ее не увидела. Думаю, есть тема любви, которая важнее денег, успеха и прочего. Или тема семьи, ведь именно Петро с его традиционной женой и ребёнком в итоге получили все благополучие, в то время как остальные члены семьи - одиночки, каждый сам с собой сходил с ума в своей ракушке-психушке. Важно не быть одиночкой, важно чтобы вокруг были понимающие любящие люди… Или я просто приделываю то, что хочется?

В любом случае, инструменты автора меня впечатлили, я ощущаю большой кредит доверия и с огромным нетерпением прочту другие книги автора.

Григорий Служитель, актер, музыкант, писатель и просто красивый мужчина, вошел в современную литературу с обаятельным романом, обаятельной улыбкой и обаятельной рекомендацией Евгения Водолазкина, которая привлекла внимание к молодому автору, но читательская любовь - это уже личная заслуга Григория. Его дебютный роман о мудром коте «Дни Савелия» уже несколько раз выпускали дополнительными тиражами. Роман отметили своим вниманием крупнейшие литературные премии, но когда читатель «голосует» за книгу собственным рублем - это и есть настоящее признание и успех.

Многие животные рождаются с готовым набором знаний и умений. Среди них кошки занимают особое место, кошка это - космос, и одному Богу известно, что скрыто в ее голове. Им удалось покорить даже до крайности самовлюбленного человека, считающего себя хозяином этого мира. Он поставил кошку на пьедестал, а кто-то пошел дальше и позволил ей сесть себе на голову. Если инопланетяне захотят захватить наш мир, им достаточно будет принять вид не мерзких жуков, а милых котиков и они получат целую планету добровольных рабов без боя.

Началось всё в накрытом брезентом старом «Запорожце», который стоял в Шелапутинском переулке уже много лет и, кажется, даже врос колесами в асфальт. Там вместе с двумя своими сестричками появился на свет котёнок Савелий (названный так предположительно в честь творога «Саввушка», который любила его мама, и любовь эта на генетическом уровне передалась и ему). Их домом была коробка из под бананов, которая стояла на задворках старого, полуразрушенного особняка Морозовых, при советской власти переименованного в роддом имени Клары Цеткин. Жизнь Саввы с мамой и сестрами была размеренной и сытной благодаря дворнику Абдуллоху, кассирше Зине из магазина по соседству и расклейщику объявлений Мите Пляскину. По воскресеньям всё кошачье семейство ходило в гости к маминой сестре тёте Мадлен. Так продолжалось несколько месяцев, пока в дождливый августовский день Витя Пасечник не решил взять домой котенка. Так Савелий потерял свою семью и пересек порог своего первого дома. Так началось его близкое знакомство с миром людей.

Предположим, что у кошек - как и у людей - у каждого есть свой IQ, и у Савелия он максимальный, такая вот природная одаренность, усиленная смекалкой, развитой жизнью на улице. Иногда кажется, что Савелий слишком умен для кота, что такими знаниями и пониманием сути вещей может обладать только homo sapiens (ох уж эта человеческая заносчивость, которая привыкла по умолчанию приписывать себе все самое лучшее), но для меня Савелий именно кот, а не пушистая метафора человека. Кот, который любит свободу, кот, который избавлен от бремени многих людских страстей и ошибок, усложняющих жизнь (ни любовниц, ни алиментов, ни страданий в кресле у психотерапевта). Он не зациклен на себе, как большинство потомков Адама и Евы, а потому внимателен к окружающему его миру. У него нет тайм-менеджмента, в который каждый день надо как-то впихнуть и личную эффективность и личную жизнь.

Савелий лишен амбиций и тестикул, а значит и многочисленных хлопот, связанных с ними. Взамен он получил свободное время - эту роскошь, которую сейчас мало кто может себе позволить, - для размышлений о прожитом и увиденном. Некоторые его слова отзываются улыбкой, некоторые царапают страхом (и тогда ты чувствуешь себя Саввиной когтеточкой для оттачивания мыслей), некоторые заставляют грустить и в тайне радоваться, что кошки не умеют говорить, позволяя нам и дальше мнить себя самыми умными животными на этой планете. «Дни Савелия» - не новомодная книга о забавных котейках, это серьезный, красивый и глубокий роман о любви и смерти, после которого хочется смотреть на звезды, думать о вечном и искать на млечном пути следы Савелия.

Книги подобного жанра очень коварны, самому автору может казаться, что обилие интересного материала, которым он обладает, просто не может не сделать его творение суперудачным, но по факту часто получается, что автор в этом интересном материале и сам тонет и топит интерес читателя.

Самые удачные творения этого направления, которые мне попадались, это книги француза Жоржа Блона из его цикла "Великий час океанов", события и факты в них подаются сочно и вкусно, книги наполнены информацией и эмоциями, от них трудно оторваться. Смог ли Шарый приблизиться к блоновскому эталону? Мне показалось и да, и нет. Повторюсь, что мне показалось, что книга очень неровная - местами начинается настоящее погружение в описываемую эпоху или культурный слой, а местами текст рассыпается на какие-то несущественные мелочи и становится откровенно скучно. А тема-то благодатная, нанизать на шампур реки культурологического и исторического мяса, такой вкусный шашлык может получиться.

Дунай всю свою историческую судьбу представлял интерес для появлявшихся, возвышавшихся и рушившихся на его берегах империй. Таких империй за всю его историю было шесть, Шарий поминает о пяти. И каждая из них видела в реке сферу своих интересов и делала все возможное, чтобы взять весь Дунай под свой контроль.

Первая из империй - Римская - смогла на не очень долгое время добиться этой невероятной цели. Византийская империя могла бороться только за нижнее течение великой реки. Затем насупило время ожесточенной борьбы за бассейн Дуная между тремя европейскими монстрами - Австро-Венгерской, Османской и Российской империями. Борьба шла с переменными успехами, были звездные века у турок, у австрийцев, с конца XVIII века одеяло на себя стала перетягивать Россия. А наибольшего успеха добился Советский Союз, создавший в Европе конгломерат социалистических стран, контролировавших две трети дунайского русла.

Ну, а шестая империя, о которой умолчал автор почти добилась того же успеха, что и Римская - почти взяла весь Дунай под свой контроль. Почти, но не целиком, а помехой тому Сербия, которая не входит в Евросоюз, потому что речь идет именно о нем. Правда, есть еще 400 метров дунайского берега, которые принадлежат Молдавии и часть дельты, доставшаяся Украине, но это уже сущие мелочи.

Поскольку я читал книгу в рамках игры "Вокруг света" в туре, посвященном Венгрии, то, думаю, надо бы сказать поконкретнее о страницах отданных этой стране. Кстати, структура книги такова, что каждая из крупных глав описывает исторические и культурные особенности взаимоотношений Дуная с одной из дунайских стран. Хотя и здесь есть исключения, так Молдавии, которой досталось, как я уже написал, 400 метров берега, отдельной главы не досталось, а вот России и Турции, которые на сегодняшний день в число дунайских стран не входят, главы все-таки посвящены, за былые исторические заслуги.

Но вернемся к Венгрии, как я и обещал. Венгерская глава называется "Песнь кочевника", имеется в виду кочевое прошлое венгерского народа, пришедшего когда-то на дунайские берега из болот и лесов нынешнего Зауралья. Рассказывается о золотом времени венгерского королевства, когда его территория превышала в десяток раз нынешнюю, о короле Лайоше I, о бунтовщике Дьёрде Деже и страшной казни, которой он был подвергнут.

Описывается "венгерское Ватерлоо", когда под городком Мохачем мадьярская армия была на голову разбита войском Сулеймана Великолепного и для Венгрии настала пора тяжелых испытаний. До сих пор у венгров в ходу поговорка "Под Мохачем было еще хуже", используемая для ободрения в скверной ситуации.

Дается очерк о судьбе Венгрии в составе Габсбургской империи. И очень подробно рассказывается о венгерских городах на Дунае. В первую очередь о главной дунайской жемчужине - Будапеште. Между прочим, венгерская столица на сегодняшний день является самым крупным мегаполисом на Дунае. Далее уделяется внимание Вишеграду, Вацу, Дунайварошу (бывшему Сталинварошу).

Поскольку книга претендует на некоторую энциклопедичность, статья о каждой стране сопровождается портретами и биографиями представителей этой страны, принявших деятельное участие в судьбе Дуная. Венгрия представлена биографией Иштвана Сечени - "величайшего их венгров", который построил первый каменный мост через Дунай в Будапеште, способствовал развитию судоходства по великой реке.

Наиболее удачные главы книги посвящены странам дунайского верховья - Германии, Австрии, Словакии, Венгрии. Возможно, причиной тому личные симпатии автора, а может то обстоятельство, что в верховьях все реки более оригинальны, чем в низовьях, когда они уже принимают в себя огромное количество притоков и все более обезличиваются.

Вот и в книге Шарыя начиная с Сербии, главы становятся всё водянистее и размытие, река утрачивает оригинальность и текст становится скучнее. Единственное, что показалось достаточно интересным, так это судьба могилы, награжденного чугунным орденом Иуды, гетмана Мазепы и оправдание в просвещенном Париже еврея Шварцбруда, в упор расстрелявшего Симона Петлюру, суд не счел убийство "украинского героя" преступлением.

В целом книга дает много интересных фактов и позволяет обновить и структурировать старые знания.

Эта книга отравила меня.

Как все хорошо начиналось. Красивый, трогательный текст, который будоражит, освежает, читаешь про чужую любовь и сама от этого любишь сильнее и сильнее.
Потом что-то неуловимо меняется, что-то становится не так. Душа начинает болеть, как в отрочестве – вот это тяжкое «весь мир болит».
А потом вдруг дочитываешь книгу и обнаруживаешь себя съежившейся и постаревшей, погрязшей в несчастье, в рутине, в нескончаемой глухой боли, которая и есть жизнь – хотя до того, как открыла эту книжку с обманчиво уютной обложкой, все было хорошо. Теперь сижу, скорчившись, внутри глухо болит, руки поднять не могу.

Невероятной силы текст. Не могу похвастаться таким уж толстым панцирем, но все же так сильно раскарябать мне душу мало какая книга может. После нее становишься очень живой.
Но вместе с тем совершенно не готовой к смерти, к умиранию, с дряхлости, к опустошению – а книга пропускает тебя через это много раз.

Весь мир – это такое большое-большое полотно, единая вещь, в которой каждая частичка, каждый пустяк связан со всеми остальными пустяками, всему свое место, своя какая-то маленькая роль. Время – это человеческая иллюзия, и умирая, мы остаемся на этом полотне, мы одновременно есть и не есть, одновременно еще не рождены, живем и уже умерли. И весь этот мир – мир слов, которые когда-то были рисунками. Не доходят до адресата только ненаписанные письма.
В этом смысле роман получился красивый и даже в каком-то смысле одухотворяющий.

Но что же в этом огромном полотне все такое отчаянное и больное? Счастье, если оно и есть, скоротечно и конечно, и уходит оно обязательно безвозвратно. Чем дальше вперед, тем чернее дорога, и тем больше на ней кочек и ухабов. А потом умирание и небытие.

Здесь так много противоположностей: детство и старость, мужское и женское, семья и одиночество, мир и война. И везде, абсолютно везде сложно и больно. Короткий проблеск счастливого и радостного всегда где-то на грани, где-то между, зажатый двумя половинками, но он такой крохотный, руками не поймать.

Мастерски написанный эпистолярный роман, очень, я бы сказала, чудовищно сильный текст, такой гипнотический, что захочешь оторваться и не сможешь, но я бы его никому не посоветовала. Он ядовит, не трогайте, а лучше сожгите на всякий случай.

Что нужно для хороших продаж и раскрутки нового автора? Кто-то скажет, что произведение с интересным сюжетом, а кто-то упоминает модные направления в современной литературе. Именно последний вариант, в плохом исполнении мы и наблюдаем. Легче и колоритнее хаять власть, особенно если это далекий СССР - распался, исчез и можно выливать ушаты грязи, собственно, какой с автора спрос? Действительно, ежели это не документальная литература, а фантазии одного человека. Собственно, что мы наблюдаем это отвратительная форма проталкивания довольного прямого, без прикрас сюжета, посредством передергивания акцентов. В повествовании умело замалчивается все хорошее, что дало СССР (оно автору не интересно), но подчеркиваются негативные стороны. Все русские тут пьяные свиньи, которые избивают, насилуют, предают, а татары показаны невинными жертвами. После того, как я увидела такое однобокое отображение людей разных национальностей, социальных групп, то мне захотелось бросить книгу в топку говорят, что огонь очищает. Исторические факты переворачиваются с ног на голову, изворачиваются в гармошку.
В книге рассказывается о жизни татарской женщины по имени Зулейха, которая представлена временами то ли святой, то ли советской Жанной Д'Арк. И все она сносит спокойной, и она такая чистая и благородная, ведь татарка, не русская баба, жертва ведь. Если убрать негатив к СССР, негатив к русским, то остается очень слабый сюжет, с низковатой динамикой, которую могли опубликовать только в любительской местной газете.
Не смотря на потуги автора играть со слогом, читалось сие произведение тяжело, отчасти из-за искаженности истории, кроме противного осадка ничего не ощутила. Как человеку у которого есть татарская и русская кровь, чьи родственники были переселены в Сибирь, читать сей бред было мерзко. Я застала свою прабабку и могу с уверенностью сказать, что баб там не насиловали, не избивали и не измывались, конечно моральные уроды были везде и всегда, но это не было практикой при советском режиме. Не смотря на трудные времена, моей семье СССР дало бесплатное образование, качественную медицину и возможность самореализации. Мой дед, татарин, был главным инженером и смог спокойно переехать из Сибири на Юг. Данное произведение носит черты вызывания межнациональной вражды, плюс оскорбления истории нашего Отечества. Такое чудо надо не экранизировать, а изымать из продаж, но нынче все , что моднее, то дурнее. Это дешевый хайп, какой применяли многие авторы в 90-ые - помои в стороны СССР и тебя везде издают, призывы посыпать голову пеплом и тебя признают на Западе. Мне казалось, что время такой литературы прошло, ан нет - вот новый образчик, обычный женский роман, который прикидывается книгой с претензией на достоверность историческую . Не стоит это покупать и читать!

Кто придумал это правило — жить окном — в окно, дверью — в дверь, кто решил, что так безопаснее — как будто люди, такие же, как ты, живущие рядом, не превращаются в злейших твоих врагов, если у тебя есть что-то, что им действительно очень нужно.

Обычный город, обычные люди. Обычная жизнь, такая же как у всех нас вчера, сегодня... Но вдруг нам только кажется, что все как всегда?
Вирус гриппа ведь бывает каждый год, правда? Каждый год на некоторое время объявляют эпидемию и закрывают школы и детские сады. Уже привычная ситуация. И так же как и герои книги мы уже мало обращаем на это внимание и не очень-то следим за новостями.

По-настоящему мы испугались в тот день, когда объявили о закрытии метро.

Нет, я не призываю к паранойе, но ситуация, описанная в книге, вполне может произойти. В любой момент. И подавляющее большинство людей будет вести себя именно так, как в этом романе.
Часть людей моментально превратится в зверей. Ведь между человеком и зверем тонкая грань, а в критических ситуациях она практически стирается. К счастью - не у всех. К сожалению - у большинства.

Вы не подумайте чего, они люди неплохие. Ну, как - неплохие. Люди как люди.

В книге нет особого накала заражения и смертей среди основных персонажей. Им повезло и все это идет для них только напрягающим фоном. Волной, которая разрушает все вокруг и от которой им удается убегать.
Основной упор в романе сделан на взаимоотношения людей в экстремальной смертельной ситуации.

бог с вами, люди, разбирайтесь сами со своими болезнями, страхами, сожженными машинами, со своим желанием выжить, я хочу одного — быть от вас как можно дальше

Волею судьбы вместе пытались выжить люди, которые по собственной воле даже в отпуск друг с другом не поехали бы. Сильные и слабые стороны каждого проявляются ясно и отчетливо, как на рентгеновском снимке.
Практически все персонажи не идеальны. Безгрешными остаются только дети, в силу того, что не особо понимают, что происходит вокруг, собака и еще пара человек. Всего лишь.

Ты хороший человек. Слышишь? Ты хороший. Просто мы теперь действительно как в тире, наверное. Вся эта дорога, вся эта планета сейчас как один огромный чертов тир.

Прочитала залпом. Было ощущение, что если я сейчас отложу книгу, то они не доедут.. Не стала рисковать.

Роман Сергея подарил мне погружение в собственные детские воспоминания, где тоже была бабушка, забота и всегда по утру накрытый стол. Тема утраты близкого и понимание смертности каждого любимого человека — вечная тема, которая прекрасно донесена через будничные образы в истории "Шесть дней".

Четыре героя и каждый со своей судьбой. Боль каждого осязаема и многогранна, как вполне реального человека. Мне понравилось, как через одну и ту же призму страха смерти, идея расцепляется на множество лучей: скорбь о близком, понимание собственной хрупкости, первичное столкновение с чьей-либо кончиной, суицидальные эпизоды и многое другое. Казалось бы, одно глобальное явление, а сколько несет в себе значений, помимо конечного пункта, где личность перестает "быть".

Слушала аудиоверсию и хотела бы в рецензии сказать отдельное спасибо чтице: даже вступление озвучено настолько сильно, что мне пришлось тут же сделать перерыв, переваривая эмоции, чтобы не заплакать самой. Очень сильно и ведь всего за шесть часов

Какие у вас воспоминания о детстве? Прекрасная пора, счастливое беззаботное время, любящие родители, друзья-сверстники, дискотеки, проваленные контрольные. Мне повезло с множеством ярких моментов, но самым въевшимся в подкорку сознания, всплывающим неоднократно, является одно: конец мая, сдача школьных учебников, печет солнце, легкость и необъясное чувство свободы от предстоящих каникул. А вот Кате, десятилетней героине данной книги, с детством не очень повезло.
Она живет с родителями в маленьком городке. Таком маленьком, что до настоящего "гулливеровского" города, что распух от домов, улиц и людей, нужно добираться на электричке. Катя одинока, безразлична уставшим родителям, одноклассники ее не понимают. Она часто прячется в сон, а список ее любимых интересов состоит из побегов от кашляющей собаки и разглядывания дыма заводской трубы в окно. Не такое детство и хобби представляется у счастливых детей. Катя потерялась среди выросших и невыросших, в ее косе колтуны, она забита травлей, заперта под тяжестью комплексов, завязла в болоте одиночества. И ее нашла Кикимора.

Текст удивительный и очаровывающий. Евгения Некрасова мастерски наделяет душой предметы в квартире главной героини, тем самым атмосфера жилища оживает не только с наступлением "настоящего" вечера, когда выросшие мама и папа возвращаются с работы. Все вокруг Кати волшебно и сказочно: цветы на обоях выпирают из стен, столбики в домашке шатаются и разваливаются, болезни нападают, страх не понимает и застывает. Но сама атмосфера книги угнетающая, она прямо таки душит тебя во время чтения, но заметить это возможно лишь после того, как ты книгу отложил, когда Кикимора убрала свои лапы. Она наверняка лишь на секунду отвлеклась, чтобы приготовить для тебя сетку из лески. Но ты вновь задышал полной грудью, организм наконец наполнился воздухом, ее чары развелись. Больше не увидеть жёлтые глаза, не услышать растаявшие в воздухе «ки-ки-ки».

Если бы в нашей стране была Пулитцеровская премия, то «Зона затопления» стала бы лауреатом. Формулировка премии: «Лучшее произведение художественной прозы, принадлежащее писателю-американцу, изданное в виде книги и предпочтительно посвящённое проблемам американской жизни».

Проблем российской жизни в книге освещено не мало, сама суть книги тыкать и ковырять эти проблемы, рассказывать о них людям, показывать со всех сторон. В книге нет привычных нам пары главных героев и увлекательного сюжета, вместо этого мы наблюдаем почти журналистское расследование, но исключительно языком души. Мы видим проблематику глазами жителей зоны затопления, глазами тех, кого переселяют с родных земель, но это не сколько история злости на судьбу, сколько описание быта жизни, с раскрытием откуда эта злость берётся. Мы живем жизнью пенсионерки, кормим куриц, ковыряемся в огороде, питаемся картошкой. Мы живем жизнью молодой семьи, со своими претензиями между супругами и детьми. Мы живем жизнью журналистки, которая приходит в этот чужой ей мир и видит несправедливость, с которой ничего нельзя сделать. На все эти темы легко говорить поверхностно, но Сенчин говорит об этом изнутри, языком полного погружения.

Но что меня удивило, такой глубокий внутренний анализ пострадавшей стороны выглядит совершенно одиноко, в отсутствии внутренностей мира стороны причиняющей вред. У нас есть разговор двух виновников в самом начале книги и некое внешнее описание еще нескольких чиновников в процессе книги и все. Из-за этого роман выглядит не цельным, не завершенным. Авторский талант музеефицирования быта и места восхищает, но сильное смещение в одну сторону слишком ограничивает огромный потенциал романа.

Хочется сказать, что в романе глубоко разобрана проблематика. Отлично подчеркнуто, как удешевление производства происходит за счет человеческих жизней и экологических катастроф. Как бюрократическая волокита все еще остается «Процессом» Кафки, совершенно не учитывается человеческий фактор и все это непереводимо на человеческий язык. Но это все явления постфактум. Не хватает разбора как это все произошло, тогда роман был бы полнее, проблема яснее, вывод мощнее. Книга мне очень понравилась, но не хватило мне «второго тома».

"Ни ВЛАДИМИР СОРОКИН, ни МИХАИЛ ЕЛИЗАРОВ не оправдали
читательских ожиданий. Зайдите в интернет и посмотрите,
какое количество пользователей сегодня интересуется
творчеством этих писателей. Ни о какой массовости не
может быть и речи. Два-три десятка верных поклонников,
не более того. Можно сказать, что их перестали читать."
(Валерий Зыкин)

Володя и Миша сидели в печали.
Оба курили и оба молчали.

Шум в ресторане становится тише.
Володя спросил: "Нас читают ли, Миша?"

Вскочил Михаил. Запинаясь от злобы,
Резко ответил: "Ещё бы! Ещё бы!"

Долго сидели в мрачной печали.
Оба курили и оба молчали.

Володя опять придвигается ближе:
"Я никому не открою - скажи же!"

Миша расстроен: "Какой же ты... Вова!
Читают... немного". И больше ни слова.

Выпив бокальчик игристого "Моде",
Не унимался упрямый Володя:

"Читают ли..." Но горек ответ.
На ухо Миша шепнул ему: "Нет!"

Обнялись нежно и в мирной печали
Долго курили и долго молчали.

________________________________________________

Люди добрыя, поможите современной русской прозе -
прочитайте кто сколько сможет!

Я не мог пройти мимо этой книги, потому что очень доверяю Эдуарду Веркину. Всё, что было прочитано до этого, оценено выше четырёх звёзд, это один из моих любимых современных авторов книг для подростков. "Сахалин" же полноценный "взрослый" роман, в котором автор попробовал охватить множество вопросов, совсем-совсем непростых. После прочтения остались вопросы, хотя старался читать максимально внимательно, а для большего погружения - параллельно с одноимённым романом Чехова. Перед нами отчёт научного деятеля придуманной звучной профессии футурологии девушки с милым именем Сирень. Аналогично классику она отправляется на задворки Империи с целью сбора статистики, общей информации и по возвращении в цивилизацию предоставляет своему руководителю отчёт. К неудовольствию профессора сильно беллетризованный, кстати, в отличие от чеховского, довольно казённого, изобиловавшего цифрами. История с отчётом вообще интересная - ниже я подробнее остановлюсь на этом. Вообще почти любой аспект при обсуждении этой книги может быть воспринят двояко, постараюсь осветить большую часть.

Диспозиция и место действия общие с Чеховым. Сахалин - буфер между оставшейся после ядерной катастрофы Японией, несущей факел цивилизации, и остальным миром, "погрузившимся в пучину хтонического хаоса", что бы это ни значило с точки зрения автора. Со времени путешествия Антона Павловича мало что изменилось - воры воруют; проститутки проститутничают; Сахалин всё ещё в ж... где-то там далеко, так, что жители там вовсе даже не разделяют европейские ценности, а повернуты лицом на Восток. Маленькие поселения каторжан разрослись и распухли двадцатью миллионами беженцев с континента, но власти всё так же лебезят перед проверяющими, кормят их креветками, задабривают подарочками в то время, как низы пухнут от голода. Первая треть книги показалась мне стилизацией под этнографический очерк с вкраплениями сюжета, который тут же сворачивался. Единственное место, где я узнал стиль Веркина - первая глава от лица Артёма, его воспоминания, как они с Чеком вылавливали в море трупы и вообще про тот день. Это было остро, с юмором и философией, с четким пониманием стиля персонажа, его модели поведения, безумия, но глубины. Так интеллектуально, но ядовито, желчно и со злобой мог бы говорить, к примеру, герой "Кусателя Ворон", если бы отсидел в ссылке. Это не занудное рваное повествование, когда Сирень многословно и дотошно описывает, как чинит макинтош деда или беседует с островным чиновником, выбившим себе на руке экстремистскую татуировку (очень важно, не так ли?).

Сирень - главная героиня, чей отчёт мы как раз и читаем. И вот она показалась очень слабым персонажем, фактически без какого-либо развития. Без эмоций, практически без оценочных суждений о встречных. Я списал на то, что это отчёт, переписанный уже несколько раз, а также на то, что она хладнокровный потомок самураев. Но грустно, когда учёная, выращенная в тепличных условиях, не бывавшая в полях, ведёт себя как опытная таёжница и закалённый боец. Стреляет с двух рук исключительно точно, жалуется, дескать, пистолеты для поездки выбрала тяжеловатые, папеньку не послушала. По-моему, после первого убийства, её бы дергало ещё много ночей, но нет. В самом начале романа она вспоминает, как упражнялась в стрельбе по мишеням в тире, так что формально всё честно, однако осадок остался. Но самое странное не это. Кроме двух-трёх человек, все встреченные очень уважительно к ней относятся, прям трепещут, поят чаем и дефицитным алкоголем, не посылают к чёрту, рассказывают истории и предоставляют любой возможный транспорт, чтобы Сирень могла дальше путешествовать. Вот это маразм, в который я не смог поверить или чем-то объяснить. А может, всё было наоборот? Она слабый персонаж, но является катализатором для остальных. При её появлении персонажи раскрываются, показывая свою сущность. Можно даже сказать, что природа Сахалина просыпается и начинает действовать - трясется при землетрясении. "Огонь идет за тобой…", - кричит ей Чек, один из двух людей Сахалина, называвших Сирень ангелом. Такой божественный мотив многое объясняет в нашей истории, особенно если воспринимать происходящее как некую обратную вещь: сперва героиня низвергается в ад на Земле (на Сахалин), получает благословение верующего человека (отца Павла), ищет ответы в ужасающей действительности, видит ангела (в пламени ракет), получает новый облик и видение мира (пересадка кожи и сожжённых глаз), а заканчивается всё непорочным зачатием.

В самом начале я писал о двояком восприятии идей романа, выше привел хороший пример, как мне кажется. Вначале кажется, что это такой оммаж Чехову в ядерных тонах, этакий Кандинский в барочной рамке. Потом - что это бодрый такой современный постап и мешап в одном флаконе. Перевалив середину - что это роуд трип, напоминающий "Дорогу". А в конце - что тебе неимоверно сложно классифицировать роман. Потому что весь он ненадёжный от сюжета до рассказчиков. Можно все дикие ляпы списать на непричёсанность. Майор становится капитаном, мальчик, который "никогда не смеялся", делал это десять страниц назад, название гостиницы менялось по ходу пьесы и самое опасное - это подарок отца Павла. Кусок рения, который послужит деталью для двигателя космического корабля новой формации. Прям неразменный пятак, один раз выбросили, другой раз - воды за него купили, но он всё равно в кармане. И вишенкой на торте служат её отношения с мужчиной. А был ли мальчик? Сын-то вроде родился, значит, что-то и было, но об этом в отчёте ни слова. Значит, отчёт - фикция или просто она много где противоречит себе, порою врёт или забывает, как и все мы, это ясно. Логично, что профессора не интересуют её отношения, но чему тогда верить? И если это отчёт, то откуда главы от лица Артёма? Так до конца и не определился, что это было, Пух.