Рецензии

Книга, которую я не взялась бы читать, если бы не игра. И относительно таких сжатых сроков, и относительно объема, и автора, и жанра - меня бы это не соблазнило ну никак.

Сказать, что было читать тяжело - тут все относительно. Первая треть, где “Прелюдия” и Первая книга интересны. Несмотря на обилие героев, их очень расширенное описание и поток мыслей, воспоминаний, событий это и правда было интересно. Каждая глава описывает отдельного героя с его личным миром. Здесь история монаха, который совершенно геройски приносит, доставляет великую святыню в храм Нортгемптона, который еще только строился, идя к цели на чистой вере. История проститутки, которая помешана на принцессе Диане, и у нее целый альбом вырезок, но в то же время ей симпатичен Джек Потрошитель. Здесь реставратор, который после разговора с ангелом в секунду стал седым.

Легче становится еще и в момент понимания, что все герои связаны между собой или родством, или совместно пережитыми событиями, начинаешь отслеживать и прикидывать, как кто и с кем связан, где предки, а где их нащадки. Тут уже книга даже немного становится семейной сагой, где несколько поколений живут свою несладкую жизнь. Слог легкий, несмотря на обилие внутренних монологов, потока сознания.

Дальше дело первалило к мальчику, который был мертвым всю вторую книгу, но в реальной жизни - несколько минут, пребывая в состоянии клинической смерти, пока врачи не убрали последствия тяжелой дифтерии. За это время он успел пережить знакомство и приключения с Мертвецки мертвой бандой, в которой очень даже просматривается история мира Питера Пэна. Также тут и Кромвель мелькнет. Эта часть тоже даже интересная, раскрытие посмертной жизни пятерых призраков детей, а как потом оказалось, не совсем детей, даже было немного юморным. И тут же автор отправляет читателя на поиск загадки начала мироздания, и его созидателей.

Но Третья книга меня растерзала. Тут автор решил поиграть в Джеймса Джойса, и повествование стало очень трудным для восприятия, понимания, вникания, для поиска смыслов и мотивов. Вроде бы это и продолжение о семье, все та же семейная сага. Но уже с такими писательскими вывертами, что чтение напоминало наждак по терке. Тут и бредовая глава о психически больной женщине, читая которую возникает ощущение какой-то дереализации. И глава - пьеса (ну это уже откровенный “Улисс”!!) И поток сознания психически больного Снежка, да позабористей, чем монолог жены в “Улиссе”. Глава “Загнан” даже описывает мысли чиновника, как опять же жена Блума в “Улиссе”.

Пишу рецензию, и понимаю, что память очень избирательно отнеслась к Третьей книге, помнит уже частично. Через месяц явно останется только общее впечатление.

И понимаю, что это все-таки, наверное, великое произведение. Автор играет стилями, жанрами, идеями...Экспериментирует, складывает, раскидывает... Опять же, все эти ссылки, метафоры, аллюзии, множество граней и отсылок хоть и попахивает Джойсом, но тут проведена огромная работа, десять лет потрачено.

Этот роман умудрился активировать весь возможный оценочный арсенал, всё меню вероятных оценок было мною использовано в процессе чтения. Причём не в порядке снизу доверху или наоборот, а вразброс, бессистемно и спорадически, сообразно с особенностями читаемых глав.

Добрая половина первой части книги (Боро) просто вызывала неприятие и ощущение нудизма, так порой и хотелось воскликнуть «Эй, кто-нибудь, отберите у автора компьютер, клавиатуру или что там ещё у него ещё есть для писательства!». Однако незаметно, т.е. сам не понял в каком месте чтения этой самой первой части книги, отношение к читаемому поменялось. Вернее, просто почуял, что ощущение скученной скучности и неопрятной смятости куда-то делось, и что испытываю уже некоторое подобие интереса, и даже некую симпатию к книжным персонажам, ко всем этим «деревенским идиотам» (спасибо тому, кто подарил мне такую ёмкую, но неоднозначную формулировку), которыми населён центр английской земли — городок Нортгемптон. Чтобы была понятна такая перемена моего отношения: в голове ассоциативно всплыли имена Джона Стейнбека с его великолепной «Королевской ночлежкой» (эх, самая пора третий роман цикла зачесть!) и Юрия Буйды с его шикарной «Прусской невестой» — и тот и другой как раз и описывали нам в своих книгах примерно такого рода людей — деревенских и городских чудаков и простаков, маргиналов и аутсайдеров, простофиль и побродяжек, срань господню.

Небольшое отступление: ещё наш несравненный Лев Николаевич Толстой написал однажды, что «все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему». Переводя с толстовского на современный получаем мысль, что чаще всего в центре внимания писателя находятся люди особенные или же с особенностями (что не совсем одно и то же). Потому что человек среднестатистический мало интересен для читателя, жизнь среднестатистического нормативного человека состоит из одного и того же общеизвестного набора событий и фактов, да и сам он ничем не выделяется из общей массы народонаселения. То ли дело деревенский дурачок или городская сумасшедшая — и ведут себя они на особинку, и ляпают вслух то, что человек нравственный будет держать в себе сокрыто и только где-нибудь среди своих самых доверенных будет втихомолку обсуждать и осуждать. В общем, о счастливых нормальных людях писать почти что нечего.

Вот в этой самой первой части романа мы как раз в основном и знакомимся со всеми теми его персонажами и героями, которые затем гуртом или россыпью, а и то и одиночной поступью отправляются вдоль повествования. И все они чохом, и каждый из них в отдельности предстаёт перед нами индивидуальностью, а то и личностью (т.е. когда кучкой, то значит и будет не толпа однообразных униформенных персонажей, а группа персон, каждый наособинку). И знакомство с этими людьми в конечном счёте и составило самый большой плюс этой книги.

А потом мы из реала перекинулись в астрал, в мир иллюзии, в мир потусторонний, в мир ангелов/демонов, в мир послесмертия, в мир полунощный, теневой, вневременной (или всевременной) и внепространственный (хотя скорее всепространственный), неевклидовый. И хотя автор вовсю старался разнообразить все эти послесмертные и псевдосмертные похождения наших павших (но не падших) героев по Душе (так называют это подпространственное надмирие его обитатели), хотя насыщал эти хождения разными темпорально-приключенческими событиями и пространственно-происшественными приключениями, однако у меня (говорю сейчас только о себе и о своём восприятии) оценка с почти отличной спрыгнула в район три, два с половиной — «скучно на этом свете, господа!», — воскликнул однажды знаток всякой мистики Николай Васильевич Гоголь, и мы повторим и продолжим за ним: «да и на том свете ничуть не интереснее».

А уv когда мы перескочили в главу абсурдистско-алитературную в которой смыслы написанного приходилось выковыривать не только глазами но и проговариванием вслух то тут оценочная планка опустилась до минимальных полбалла и балл в лучшем случае полутора я v говорю вся оценочная шкала в ход пошла объяснение сему оценочному произволу простое ничем иным кроме как попыткой выеbнуться я объяснить эти игры автора не могу типа смотрите люди я и так могу я и этак умею и в этом месте он долvен гулко постучать себя в могучую гориллообразную грудь продемонстрировать читателю свои писательские «кубики» и проделать весь цикл показательных телодвиvений от бодибилдеров *.

Зато знаете, в каком месте и кому я ставлю высший пятёрочный балл? Правильно — переводчику Сергею Карпову. Вот уж кому довелось хлебнуть английского лиха и хватить переводчицкого горюшка. Зато с полным правом он может горделиво заявить: «Иерусалим» читали? Я переводил…».

А ещё эта книга подвигла меня полюбопытствовать, где находится центр Евразии (чё нам Англия, нам суперконтинент подавай!) — по официальным сведениям центр нашего мира находится на территории Казахстана, а географический центр России и вовсе расположился в глухих малолюдных местах: Эвенкия, Красноярский край, в пределах плато Путорана и всего на 16 км южнее Северного полярного круга (такой вот щелчок по носу всей европейской России, кем-то и чем-то возомнившей себя по отношению ко всей остальной своей территории). Интересно же?

Конечно же в книге было огромное количество тем и смыслов, автор постарался вместить в свой роман всего и всякого — тут даже ассоциация с ирландским рагу или с тройной-четверной ухой не прокатит. Однако, как по мне, так вот это стремление создать нечто великое и лепное в великолепное не превратилось. Тем более, что многие темы в достаточной степени освещены и затронуты в книгах других авторов, творивших раньше Мура, и заслуга Мура в этом смысле является только лишь заслугой компилятора, ретранслятора, распространителя и популяризатора. Конечно, польза от этого тоже, несомненно, есть, кто-то ведь идеи многомерности мира почерпнёт как раз от Мура и далее отправится на поиски ответов к возникшим вопросам и удовлетворение возникшего интереса самостоятельно (хотя об Утгарде, Мидгарде, Асгарде и Хельхейме нам твердили ещё древние германцы и викинги). Равно как и мысли о том, что весь мир Майя, что всё сущее есть сон некоего Высшего существа, что нет ни прошлого, ни будущего, а есть только то, что Некто читает в данный момент времени, ну и т.д — тоже вовсе не от Мура, хотя и не мура. В общем, всё это уже было и есть у других, читанных ранее авторов, и потому для меня всё это только лишь перепевки, повторы.

Ещё одной особенностью книги стало постоянное возвращение к каким-то событиям/происшествиям, правда при этом каждый раз автор пытается показать/рассказать об уже сказанном/показанном с другого ракурса, устами другого рассказчика: то мы наблюдаем, как какую-то терпилу насильственно пользуют в автомобиле, то затем нам об этом же коитусе рассказывает сама терпила, затем мы встречаемся с этой ситуацией глазами умертвий-подростков, спустя какое-то время сталкиваемся с этой вознёй со свидетельско-наблюдательской стороны, в конечном счёте об этом акте насильственного соития нам не рассказал только сам автомобиль да рулевое колесо, в которое (возможно) упирались ноги насилуемой дамы. И таких повторюшек (ага, повторюша — дядя хрюша из помойного ведра — такая дразнилка из нашего детства сразу всплыла и угнездилась в этом тексте) не одна, и не две, а множество. Что в общем-то и утяжеляет восприятие, и слегка раздражает, — но зато и объём книге добавляет, скажет автор, и лукаво подмигнёт.

Жаль, что мысль поискать карту Боро пришла ко мне слишком поздно, когда книга уже была на финишной прямой, потому что периодическое заглядывание в карту мира могло бы сделать чтение более интересным занятием.

Итожа: большого удовольствия от чтения этой крупной книги я не получил, отчасти таковое чтение превратилось в некое полуспортивное соревнование-состязание: кто кого — я книгу, или она меня. Но нас объёмами не напугаешь («Жизнь Клима Самгина», к примеру, покрупнее будет [1400+], не говоря уже о четырёхтомном китайском «Путешествии на Запад» [2200+], да и с Музилем [1200+ и 1400+ и даже 1700+] мы знакомы не понаслышке), так что бонусы ваши будут наши ;-)

* Радисты-маркони во время радиосвязи для скорости записи заменяли русскую Ж на «галочку», или на латинскую v (со слов моего родного брата, профессионального радиста-дальневосточника).

Ну, и можно почитать этот же текст вот в таком формате:

Предупреждение: несмотря на то, что книга мне очень понравилась, от рекомендаций к чтению я воздерживаюсь, слишком уж роман специфичен.

Я читала эту книгу примерно полгода. Она конечно длинная, но не настолько, чтобы не прочитать быстрее. Просто ее надо было распробовать, и к тому же слог повествования непростой.

В романе три части.
В первой описывается панорамно место действия - Боро, Нортгемптон. Очень много персонажей, у каждого своя роль, и своя история. Это как полотно. Если начать с краю, то не особо понятно, что получится в итоге, и для чего нужна каждая деталь. Здесь мне помогало вдумчивое неторопливое чтение, получение удовольствие от каждого удачного оборота. Также мне нравилось по карте смотреть, что где находится и куда идут герои.

Самая интересная и удачная часть, на мой взгляд, это вторая. В ней описываются путешествия мальчика в компании ребят по миру "по ту сторону". Они путешествуют через пространство и время, попадая в самые интересные события. Каждая глава ведется с разных точек зрения, и каждый участник приключений попадает в фокус внимания.

Третья часть - это постмодернистский эксперимент. Каждая часть представляет собой ту или иную стилистику. Здесь есть и пьеса, и поэма, и небрежное обращение со знаками препинания, и головоломное повествование, когда одни слова смешиваются с другими и обретают новые смыслы.

В конце второй части кажется, что будет какое-то "после". Какой-то результат, какой-то итог. Но смысл не в этом. И в конце послелюдии автор признается открыто в своей идее. Все повторяется. И наша короткая жизнь существует всегда.
Так что "Иерусалим" - это не только гимн маленькой Англии, чем роман безусловно является, это еще и воплощенная жизнеутверждающая философия.

Наверное, я в первый раз по-настоящему столкнулась с кирпичом лицом к лицу. Дело в том, что книга НАСТОЛЬКО объёмная, что для того, чтобы её прочитать и впитать, вам потребуется около месяца, если не больше. Почему?
1. Очень высокая плотность происходящего на 10 единиц бумаги.
2. Некоторые сцены читать не особо приятно из-за их мерзости. (не для всех, но мне норм)
3. Иногда бывает скучно, автор медленно подходит к развязке.
Думаю, если книгу читать порционно, то она может ОЧЕНЬ понравиться. Чувствуется, что это действительно не просто книга, а великий труд - много информации и переплетение с историей. Но после таких книг может пропасть желание читать на какое-то время, книга требовательна, но она этого достойна. К чтению нужно себя подготовить и не ждать, что Мур вот так возьмёт и расскажет вам все секреты в первой половине книги.)

Так и не смогла определиться насчёт своего отношения к книге. С одной стороны я не могу не приветствовать то, как автор описывает эпоху, страны и людей. Речь Посполитая того времени действительно была вот таким "плавильным котлом", в котором смешивались народы, языки, религии, порождая то политические, то философские идеи, а и то идеи мистические. Вокруг одной из таких - мессианской идеи Якова Франка - и строится повествование.
Не сказать чтобы Яков предлагал что-то кардинально новое: на мой взгляд его идеи были всего лишь ещё одним вариантом экуменизма, попытки сплавить воедино иудаизм и католицизм, но все это выглядело скорее как секта, благодаря отрицанию брака и весьма подробно описанным в книге сексуальным практикам

Некоторые герои весьма легко принимают новые имена и новые обычаи, другие же насмерть бьются за многовековые традиции. Франк и его секта кочуют по городам и странам, рожают детей, продолжаются через них аж до середины двадцатого века, а может и дальше...

И вот тут начинается мое недовольство. Кирпич на 1000+ страниц (по крайней мере на "ЛитРес"), пусть и с репродукциями карт, схем и документов, нашпигованный бытовыми подробностями, байками, легендами, традициями и, кажется, доброй сотней персонажей, многие из которых появляются буквально в одном-двух эпизодах, довольно труден для восприятия. Ощущение что в нем буквально тонешь и жалобно барахтаешься, настолько много тут подробностей, некоторые из которых (вроде линий родства) оказываются важными далеко не сразу. Отчасти спасает что названия глав как бы намекают на то, что будет в них рассказано (например, "О таинственной деятельности в Лянцкороне и недоброжелательном глазе"), поэтому найти и освежить в памяти нужный эпизод относительно просто.

И все же после прочтения скорее "ух, отмучалась", чем "вау, буду рекомендовать!"

Это и есть реальность – мельтешение иллюзий, воспоминаний, страхов, идей и гаданий, неумолчное в шести миллиардах умов.

В книжном море много всякой рыбы и зверя: ходят косяками сорной макрели блестящие и бестолковые любовные романы с разного рода ромфантом; раздуваются пузырями, влекут экзотической раскраской детективы; шевелят щупальцами мрачные антиутопии; и выстреливают чернильные облака каракатицы хорроров. Дружелюбные дельфины по-настоящему хороших книг помогают утопающему в одиночестве или депрессии, и есть еще киты: громадные, прекрасные, непонятные.

Помните, у Блока: "Старушонка убивается, плачет, никак не поймет, что значит. Зачем такой плакат, такой огромный лоскут. Сколько бы вышло портянок для ребят!" Так вот, этот роман кит, а исходя из библейских коннотаций названия, содержания и объема (тыща триста пятьдесят страниц на бумаге, две тысячи - в литресовской читалке) - Левиафан. И наверно да, мяса, жира, китового уса, драгоценной амбры можно было бы добыть на сотню, а то и тысячу комиксов, но Алан Мур, именно графическими романами создавший себе репутацию культового автора, на сей раз отдал приоритет слову.

Нет, прежде я его не читала, даже "V - значит вендетта", которую все, кто есть кто-то давно знают. Ну, потому что я не по комиксам, пыталась полюбить - не вышло. Вот и теперь взяла "Провиденс", ну картинки, ну лавкрафтиана, ну завуалированная гомоэротика и нуар. Для общего развития и галочки "смотрено" пойдет, но ни уму, ни сердцу. С "Иерусалимом" в точности наоборот: тугая плоть текста раскрывается мириадами смыслов, это удивительно, грустно, забавно, смешно, страшно, и стилистически чистое наслаждение. Нужно только уметь взять.

И не то, чтобы роман требовал особенно подготовленного читателя, хотя эрудиция приветствуется, ею, как каши маслом, никакого чтения не испортишь. Но на самом деле история никакая не запредельно сложная, к этим дверям просто нужны ключи, которые я могу вам дать. Давайте по порядку, начнем с начала и будем двигаться в сторону финала. Необходимое предуведомление: место действия - Нортгемптон, родной город Мура в сердце Англии, он же символический Иерусалим, не потому, что так захотела задняя левая нога автора, а потому, что это древняя столица страны, и потому что здесь храм, построенный по образу и подобию Храма Соломона, куда принесена монахом по имени Петр из сарацинских земель данная ангелом святыня.

В книге пять частей, три основных, послелюдия и "Прелюдия. Неоконченный труд", с нее и начнем. В Нортгемптоне, в неблагополучном районе Боро открывается выставка местной художницы Альмы Уоррен, которой удалось добиться относительной известности и финансового благополучия. Что-то подсказывает мне, что в монструозно огромной андрогинной пофигистке и ниспровергательнице основ Альме автор в немалой степени вывел себя самого. А выставка, кропотливо воссоздающая родной Боро в мельчайших подробностях - не что иное, как путеводитель и краткое содержание "Иерусалима", тридцать картин которой иллюстрируют тридцать глав книги.

Семья Альмы и ее младшего брата Мика в родстве и свойстве со многими заметными городскими персонажами, в частности с кланом Вернеллов, равно известным талантами и сумасшествием. "Прелюдия" отчасти разворачивает перед читателем спутанную, всю в узелках, сеть этих сплетений, которой прекрасной тканью ну никак не назовешь. Но прочна, что да, то есть. Пока младший брат художницы, сорокадевятилетний Мик, не обладающий ни ее талантами, ни амбициозностью, идет на выставку, мы имеем возможность понять, что сквозь ячейки сети истории, которую предстоит узнать, то и дело станут проваливаться персонажи из иных времен и реальностей.

"Книга первая. Боро" в сути одиннадцать глав интерлюдии, знакомящей с этой развернутой во времени мультивселенной, где живописец реставратор во время работы над храмовой фреской переживает эпифанию и сходит с ума,. Девушка из числа его отдаленных потомков, проститутка на креке, фанатка принцессы Дианы и Джека Потрошителя (да, бывают странные сближенья) попадает в смертельно опасную ситуацию. Призрак некогда жившего здесь гуляки и развратника проживает тысячный день сурка с адюльтером, попутно добывая спелый плод Пака - высшее растение, которым питаются призраки: пищиткогда вырываешь, а на шляпке барельеф дюжины сросшихся головами нагих феечек во всех анатомических и красочных подробностях.

Безработный мальчишка актер грезит славой, попутно обдумывая, как откосить от призыва на Первую Мировую. Монах семисотого года AD завершает подвиг веры, донеся святыню до строящегося храма, Трехлетний мальчишка, тот самый Мик, что в 2006-м идет на выставку, едва не умирает, подавившись Песенкой (драже от кашля). И здесь нельзя не сказать о переводе, он роскошен. Каждый фрагмент говорит своим языком: просторечие кокни начала прошлого века, затейливая средневековая вязь, современный уличный сленг ямайского английского и высокий слог интеллектуальной прозы - со всем Сергей Карпов равно хорош, кстати, "Бесконечную шутку" Уоллеса Поляринов переводил в соавторстве с ним.

Книга вторая Душа в сути своей посмертное странствие пережившего клиническую смерть мальчика в компании Мертвецки мертвой банды - пятерки детей призраков, такая жутковатая мрачная Питерпэниана, полная горьких и забавных моментов. В процессе станет ясно, что дети не вполне дети, что в посмертии некоторые из нас получают неплохую возможность выбирать облик и компанию. Здесь герои встретят Кромвеля перед решающей битвой (который "окажется этаким Сталиным, но без чувства юмора")

Книга третья "Дознание Верналлов" продолжит историю семьи, вплетенную в историю места и разовьет, раскроет роман как в сути наиболее эзотерический и визионерский, стоящий в этом смысле почти вровень с "Розой Мира" Даниила Андреева. И, как всякая серьезно оккультная вещь, для восприятия эта часть достаточно непроста. Кроме прочего, глава "Ум за разум" имитирующая мышление в острой шизофренической стадии, чудовищно трудна, почти невыносима. Если вчитываться в каждое словосочетание и предложение, это клондайк словотворчества, но на то, чтобы одолеть в подробностях, мне понадобился бы месяц, а читать-слушать подряд физически больно. В общем, примерно половину главы я промотала.

Зато джойсова глава, я ведь не ошибаюсь, это "Загнан" - поток сознания муниципального чиновника, в стиле монолога Молли Блум? Так вот, оммаж Джойсу великолепен. А в "Послелюдии. Должностной цепи" роман обретает закономерное и в целом ожидаемое завершение. Большая часть узлов развязывается, интриги раскрываются, маски сняты.

Грандиозная книга, и она сильно перекликается с идеей "воскрешения всех" философии русского космизма

Обидно за этих пропавших людей, недостойных упоминания и непривлекательных для черно-белых ретроспектив. Хочется думать, что их в своем времени и месте обитания обволокло обширное звездное желе времени, что они застыли навсегда с нетронутыми обидами и слабостями,.

«Как будто Посейдон, пока мы там
Теряли время, растянул пространство…» (И. Бродский)

Мне настолько понравился перевод и хорошее чувство языка (нет, обоих языков!) переводчика, что я решила купить и помучиться с исходником, чтобы наверняка оценить красоту переводческой игры, предполагая, что раз уж перевод так хорош, то как же хорош должен быть оригинал.

Сама книга - это что-то вроде квеста, игры, затеянной писателем прежде всего с самим собой, его поиск самовыражения через разные стилистические и языковые формы, которые сами по себе могут быть иллюстративными, вне графического изображения – автор, в буквальном смысле слова «рисуя словами», пытался выпустить наружу весь свой переполненный известными образами, метафорами и аллюзиями внутренний космос: «Космос! Он внутри меня Неистово рвется наружу…». Может быть, это была попытка написать такую универсальную книгу книг, которую мечтаешь прочитать в детстве: чтобы в ней было все и сразу - с большой буквы «В». В этом я даже почувствовала некий вызов читателю – найдется ли такой равный по смысловому полю воин, сможет ли он понять и обогатить текст своими смыслами, уловит ли муровскую «мысль изреченную», дойдет ли до конца в своих метатекстовых дерзаниях.

Деконструировать семейную сагу, утопить ее в визуализациях, рассыпать на изощренные модернистские пиксели – особый писательский талант, рассчитанный на своего=особого читателя, и книга потребует от него труда, поскольку она фантастически избыточно навороченная. У меня по ходу чтения даже пару раз возникал некий невнятный позыв взять и написать комментарии к «Иерусалиму», проделав самостоятельную интеллектуальную работу, чтобы снять все слои искусственного усложнения и показать простоту замысла, раскрутив авторские «завитки логоса» и сведя все полугаллюцинаторные выкрутасы к одной известной фразе «Алан пишет роман».

Раньше я ничего аланмуровского не читала, да и чем могли бы привлечь меня комиксы? Собственно, и этот роман выступил для меня больше как конструктор исторических описаний, зарисовок-атмосфер, чем воплощение оригинальной идеи или новый в смысловом и персонажном плане сюжет. Идея-то как раз стара, как мир, хотя неизменно способна будоражить читательское воображение: блуждание мертвых среди живых, перекрещивание событий жизни здоровых людей и пациентов психиатрической клиники, столкновения персонажей, принадлежащих к разным поколениям, восприятие ими обоими явлений, трансформаций, знаков, подаваемых друг другу в той реальности, в которой они находятся. Реальность места в виде района Боро маленького городка Нортгемптона служит ареной временнЫх изменений, воспринимаемых разными героями с разной степенью принятия – от современной девочки-подростка из люмпенской среды до средневекового монаха, несущего священный крест из Иерусалима в древний «центр» Англии. В результате получается своеобразный и очень колоритный исторический срез, как если бы ты стоял, как наблюдатель, в одной и той же точке, а сквозь тебя в убыстренной съемке текло время, демонстрируя картины никуда не девшегося, а скрыто присутствующего в настоящем прошлого со всеми его подробностями.

Почти трансперсональные ощущения, появляющиеся при чтении книги, определенно стоят того, чтобы ее осилить, даже при том, что реально не все части одинаково интересны, а под конец книга даже утомляет мелькающей пестротой своих форм и текстово-безабзацной бесконечностью. Книга исключительно подвижна – то она прикидывается янгэдалтом, то апеллирует к Джойсу и Беккету, то пугает мистическими смертными образами, то завораживает библейской стариной. К концу даже кажется, что в каком-то смысле выбранная описательная форма начинает разъедать смысл, придавая ему мозаичный, фасеточный характер. С «Улиссом» я бы «Иерусалим» не сравнивала, хотя он не хуже, не слабее и не мельче, и с такой же высокой плотностью ассоциаций и контекстов. Это - просто другое и иначе ориентированное погружение в бесконечный шум бытия с целью его расслышать и расшифровать. Но чтение «Иерусалима» - это не меньшее интеллектуальное удовольствие в чистом виде, превосходящее все возможные ожидания, и после прочтения остается ошеломляюще-эпическое впечатление, как если бы ты прикоснулся к чему-то иномирному, проскользнул в некий созданный им просвет бытия.

В том, как написана книга, чувствуется своеобразная подоплека, но, боюсь, уловить мне ее при всем желании удавалось не всегда, да и воспринимала я ее скорее как перфоманс, как хорошо темперир… декорированный литературный ковчег. Где-то я почувствовала Ч.Диккенса, Ч.Чаплина, Питера Пэна с Венди и даже шотландскую Несси, в чем-то мелькнул Л.Витгенштейн, кое-где проскользнула стилистика «Имени розы», «Розы Мира» Д.Андреева или «Петербурга» А.Белого, промелькнул Г.Гессе со своей игрой в бисер и уж точно Дж.Джойс, а в диалоге Майкла Уоррена с дьяволом мне показалось даже, что я уловила фрагменты ноэтических измерений В.Франкла… - в общем, если хочется специально заморочиться, эта книга точно подойдет.

Некоторые ее части – абсолютно потрясающие (мне понравились новелла с говорящей фреской в соборе из первой части, частично книга вторая - приключения Майкла Уоррена с Мертвецки Мёртвой бандой, «Ум за разум», «джойсова глава»), некоторые ‒ очень хороши, некоторые – просто неплохие, но ни одна точно не оставит читателя равнодушным. Все читается в стилистике Д.Линча – ничего не понятно, но захватывающе интересно. На протяжении чтения я все время думала: как же автор стянет все это в единый пучок, чем же все закончится, к чему идет? Но автора, видимо, больше захватывал процесс конструкции из деконструированного, и он все искусно закольцовывает, оставляя читателю возможность обдумать на досуге все, чего он не понял в процессе.

В принципе мне понравился этот эксцентричный, переполненный образами и авторскими интеллектуальными капризами роман. И тем не менее это было чтение на один раз, не сделавшее меня поклонником А.Мура. Мне все же больше нравятся творцы, а не инженеры-конструкторы.

Роман сложный. И дело даже не в его объеме или заложенном в него смысле. Дело в его масштабах. Он охватывает немаленький промежуток времени. Книга-это жизнь целого поколения. Поколения, которое не сидит на месте, а меняет дома, страны, материки. Как старую кожу змеи, герои сбрасывают свои имена. Кажется ты только разобрался в иерархии, составил в своей голове родословную и начал что-то понимать, как тут же все обнуляется. Меняются города, фамилии, религии, судьбы. С новыми именами герои словно обновляются и уже предстают под другим углом. Все те же характеры, но наружу выползают незаметные ранее черты.

И да. Это исторический роман, основанный на реальных событиях. Но читается он как сказка. Хотя правильнее будет подобрать другое слово. Более емкое и всеобъемлющее. Но во мне нет таланта играть со словами. А вот у Токарчук есть. Над книгой она работала десять лет. Везде таская за собой коробки с черновиками.

Если попытаться уложить всю книгу в одно слово, то я бы сказала “ересь”. Но разумеется там все сложнее. Раньше я не задумывалась о том, что еретические представления о религии есть и в иудаизме. С религиями у меня сложно. Поэтому к книге я была не подготовлена. Но я знала про Тору, Святую Троицу и католиков. И по-началу моего “багажа” хватало.

Для меня история начинается с ксендза, который любил книги. У него была цель - нести в массы доброе и вечное. Он хотел, чтобы книги стали доступнее простым людям. Но для этого он должен был сделать выжимку из всего мудрого, когда либо написанного. Для этого он отправляется в дом еврея Шора. У еврея есть книги, которые хотелось бы изучить. В доме готовятся к свадьбе. Хотя на носу похороны. У евреев теперь одна забота - что превозобладает жизнь или смерть. Отменяется ли свадьба, нужны ли похороны…До ксендза никому нет дела. Его не понимают, от него отмахиваются. Но он как “чеховское ружье”, чуть позже обязательно выстрелит.

Но с этого момента история “переобувается” и на сцене появляются истинные герои книги. Это евреи собравшиеся в доме Шоров на свадьбу ( или похороны). Отсюда можно начинать отсчет взлетов и падении.

Появляется Мессия. Яков. Человек, который вытащит еврейский народ со дна на свет. Даст им все, что они заслуживают. И теперь книга об этом пути. О том, как Яков создает свое общество. Оно отрицает Талмуд, верит в Святую Троицу и не верит в институт брака. Они пугают своих соплеменников странными обрядами. И в конечном итоге развязывают противостояние с евреями. Да. Еврейское общество раскалывается. И это не мирные протесты или публичные порицания. Льется кровь, насилие и жестокость.

Это история о поиске своего места. О пересечении границ. Географических, языковых, культурных. И о секте. То как Яков обращается со своими последователями меня отталкивало. Иногда отталкивало и их. Но они все равно были рядом, потому что Яков очень умен, изобретателен и харизматичен. И вся книга стала о том, как Яков возносился и падал, возносился и падал. Как в книге “Незнайка на луне”. Если лунный камень был близко к магниту, все коротышки взлетали к потолку, а если дальше падали на землю. У Носова они получали синяки, у Токарчук проваливались в бездну отчаяния. Синяки у Носова помогали коротышкам осознать истину, а у Токарчук бездна вызывала желание проваливаться в нее поглубже.

В финале все умирают (почти). Время берет свое. Автор не раскрывает нам, что ждет героев после смерти. Это же реальные события и она не в состоянии заглянуть за “завесу”. Каждый сам для себя решит и выберет. Для меня герои умерли. И точка.

Мне попадались сравнения этой книги с книгой “Имя Розы” Умберто Эко. Если понравилась она, то и история Якова понравится. Мне не понравились обе. Но если действительно попытаться сравнить, то для меня нет ничего схожего. Кроме упоминания еретиков и монастырей. У Токарчук не так много про быт монастыря, Яков не из тех людей, что сидят на месте. Он почти всегда в движении. Даже если физическое тело его заперто.

Есть рекомендации о том, что книгу лучше читать в бумаге. Там много картинок и идиша. Я рекомендацию не послушала. Может быть поэтому не смогла полностью прочувствовать атмосферу. И если бы не услышанное мной сравнение с Эко, и если бы у меня книга была в бумаге, то все сложилось бы иначе. Но, как говорят «Если бы, да кабы, да во рту росли грибы — был бы не рот, а целый огород». Поэтому все сложилось так как было нужно.

Для меня эта книга Ольги Токарчук едва ли не напрямую связана с романом Людмилы Улицкой «Лестница Якова». Конечно, прежде всего, это присутствие в названиях книг имени главного героя — Яков. И в каждой из этих книг автор следует по жизненному пути главного героя, то и дело останавливаясь на главных эпизодах жизни своего визави, но и не пренебрегая полустанками на жизненном пути и обращая своё и читательское внимание на проносящиеся, а иногда томительно тянущиеся мимо пейзажи. А вот если переходить к содержанию книги Ольги Токарчук, и к тому, чем именно была наполнена жизнь её Якова, то тут мы отправляемся уже к другой книге Улицкой — «Даниэль Штайн, переводчик». Потому что тут сходство основано именно на внутренних убеждениях главных героев, и, соответственно, на некоторых схожестях в поступках.

Речь идёт о религиозных догматах и о вере как таковой. Ведь феномен веры в религиозном и философском смысле состоит в попытке осмыслить мир и своё отношение к нему, а также разобраться в своём месте в этом мире. И идея бога в разных её вариантах появилась во времена едва ли не допотопные, а скорее — вообще в ледниковый период.

И вот появляется на свете человек, возомнивший себя если не богом, то просто пророком и мессией. Поскольку происходит всё в середине — второй половине века XVIII, то нашему Якову не составляет труда собирать вокруг себя сторонников и поклонников своей веры. По сути Яков создаёт секту. Со своим жизненным укладом, со своими молитвенными и сексуальными ритуалами. И в течение всей нашей немаленькой по объёму книги мы вместе с друзьями и сторонниками/сторонницами Якова следуем за ним во всех его перипетиях и поисках. А Яков, конечно в искренней заботе о ближних своих, пытается найти для себя самого и для них, горемычных, место обетованное. Блуждая при этом по странам восточной и средней Европы и Малой Азии. И то возвышаясь при этом и находя покровительство у сильных мира сего, то, напротив, попадая в жестокую опалу и тюремно-крепостное многолетнее заключение.

Для меня весь вопрос состоит в том, насколько искренне верил сам Яков в это своё мессианство. Или же он просто морочил людям головы ради достижения одной единственной цели — получения власти над ними и приобретения личных выгод. В книге однозначного ответа на этот вопрос просто нет. Но я всё-таки больше склоняюсь к мысли, что это были личные корыстные мотивы. Хотя может и просто одержимость не совсем в психическом смысле здорового человека идеей о своей исключительности, а отсюда уже и все следствия/последствия…

Не скажу, что это было весёлое и приятное чтение, некоторые эпизоды просто отвращали от книги. Но как иначе можно рассказать всю суть событий, не рассказывая о деталях…

Рассказывание мира меняет мир

Перевод романа "Книги Якова", полное название которого в оригинале и в англоязычной версии, звучит как: "Книги Иакова, или: Фантастическое путешествие через семь границ, пять языков и три основные религии, не считая мелких сект. Рассказанные мертвыми, дополненные автором, почерпнутые из ряда книг и подкрепленные воображением, которое является величайшим природным даром любого человека. Чтобы Мудрые могли записать это, чтобы мои соотечественники размышляли, чтобы непрофессионалы обрели некоторое понимание, а меланхоличные души получили некоторое удовольствие" - стал главным событием русскоязычной литературы-2023, ориентированной на интеллектуального читателя.

Нобелиант и лауреат Букера Ольга Токарчук из числа авторов, чьи книги по определению не могут пройти незамеченными, а что до magnum opus, отдельно отмеченного Нобелевским комитетом при награждении писательницы с формулировкой: "за исполненное эрудиции писательское воображение, показывающее пересечение границ, как способ жить",, и прошедшего в шорт-лист прошлогоднего Букера - он просто обязан обратить на себя внимание серьезной читающей публики. Расскажу о книге, которую называют великим польским романом, хотя я вижу в ней скорее еврейский, а вернее всего было бы обозначить великим польско-еврейским.

Это тот случай, когда объем имеет значение, в оригинале и английском переводе более, чем девятисотстраничный кирпич, русский вариант от INSPIRIA- 752 страницы. Согласитесь - разница существенная. Я не знаю. за счет чего произвели сокращение, бумажной книги в руках не держала, возможно экономное Эксмо просто набрало текст мелким шрифтом и разместило на странице плотнее. Одновременно с выходом бумажной версии Букмейт сделал синхрорелиз электронной и аудиоверсий, я слушала аудиокнигу в безупречном исполнении Игоря Князева и она рассчитана на, без нескольких минут, сорок часов звучания.

Действие книги разворачивается во второй половине XVIII века в нескольких странах Восточной Европы. В центре повествования реальная историческая фигура, польский еврей Яков Франк, объявивший себя Мессией. Яркая жизнь этого харизматического лидера, рассказ об особенностях его ереси, о его учениках и последователях, массово переходивших по его примеру в католицизм, однако становившихся в результате скорее отщепенцами - не иудеями, но и не католиками. O значении. которое франкизм имел для дальнейшей истории непростых польско-еврейских отношений.

На самом деле, отступничество франкистов было не первым в истории еврейства, за сто лет до Франка Шабтай Цви, так же объявлявший себя Мессией, инициировал массовый переход в ислам, и герой начинал как его последователь, примкнув к саббатианцам. Однако после отошел от них и создал свою форму учения, которое попирало основные установления иудейства, дозволяло есть запрещенные продукты, оскверняло шаббат, практиковало рискованные сексуальные практики. Община ответила на это отлучением и тогда франкисты совершили поистине чудовищное отступничество, которое после не раз становилось триггером погромов и главным аргументом гонителей евреев.

Блистательная и мишурная история Франка, в которой были скитания и заточение, богатство и дружба с королями, эта история разворачивается на фоне событий во многих городах и странах тогдашней Восточной Европы и Высокой Порты, и обрамляется пророческими видениями бабушки Йенты, которая впадает в кому в начале книги и продолжает находиться в этом же состоянии ни живой, ни мертвой до ее конца. Нетленной она пребудет в пещере, имеющей форму буквы Алеф, и столетия спустя, когда эта пещера послужит убежищем группе евреев, скрывающихся от нацистов. Линия Йенты - такое вкрапление магического реализма в роман, в целом написанный в реалистической традиции.

Основное читательское впечатление - немыслимо высокий порог вхождения. Книга не подхватывает и несет тебя, как это было, например, с калейдоскопически-яркими "Бегунами" Токарчук, но словно бы заставляет тянуть тяжко груженую баржу почти все время чтения. В отличие от "Бегунов", где в круговерти историй людей, объединенных нежеланием быть частью оседлого мира, эпизодические персонажи вызывали нежность, "Книгам Якова" не удается этого даже с основными фигурами. Ты, читатель, словно ощущаешь прозрачную, но осязаемую преграду между ними и собой. Не самое комфортное состояние, сравнение которого с самым ярким прошлогодним книжным событием, "2666" Роберто Боланьо, от каждой из частей которого буквально невозможно было оторваться, не в пользу новинки.

Тем более странно, имея в виду, что авантюрные истории трикстеров с их отрицательным обаянием, обычно интересны. Но возможно этой, повествующей о крайне непростых отношениях соседства-идентичности нужен был именно такой повествовательный стиль, ритм, темп.

Случается, что Бог устает от своей светозарности и тишины, его мутит от бесконечности. Тогда он сокращается внутри себя, высвобождая вокруг пространство, и там из абсолютного ничего мгновенно возникает мир.

Рано или поздно люди и места, которые мы любим, уйдут, и единственный способ их сберечь – искусство. Для того искусство и нужно. Оно все отбирает у времени.

Как рассказать о месте, из которого мечтаешь сбежать, чтобы никогда не вернуться, о месте, из которого невозможно уйти, потому что ты носишь его в себе неистребимым акцентом ("скрип Боро, всех его захоженных половиц и несмазанных калиток") - оно не отпустит, ты хотел бы отрясти прах его, но прах наляпан под кожей непристойной татухой - рабское клеймо твоего дурного происхождения. Ты обречен по месту своего рождения, ни стипендия в "лучшей" школе, ни талант не дадут свободы. "Свободы воли не существует", говорит щербатый ангел с бильярдным (трильярдным) кием вместо копья. И даже если ты обманешь судьбу, твоя неперерезанная призрачная пуповина обовьет земной шар, но всё равно "довсегда" будет сосать жизненную лимфу из стыдного лона родной помойки. Это неистребимо.

Где найти слова, чтобы рассказать об этом? Свершить "правосудие над улицей"? Тебе понадобится много слов.

Попробуй так.

...в помещении кишели отсутствия посетителей, коричневые и прозрачные, как старая целлулоидная пленка, и изредка несколько засиженных мухами не-тел накладывались друг на друга и заслоняли свет, хотя и неощутимо...

Район – это люди.

Дом-работяга, коренастый, но еще добротный, наличники вздулись жилами в заскорузлой, мозолистой ​​корявой стене.

Дом-алкаш с хромым крыльцом и синяком под ставнем.

Дом-наркоша, словно собранный из разрозненных частей конструктора, с гирляндой странных грибов прямо из-под низкой крыши.

И всех их забратала улочка-шлюшка, пьяная на поворотах, всем доступная и никем не любимая.

Ты ненавидишь эти плесневелые стены, матерные подъезды, обоссаные подворотни, канализационные канавы с островами мусора, шприцов, конфетных фантиков, презервативов, собачьих какашек. Гари он гаром, этот район, до фундамента, которые тянется до центра земли и сосет ржавыми трубами ту же солёную плазму творения мира.

Этот район перемалывает своих детей. В его центре не древний крест, а деструктор-детерминизм. Бессилие и безнадега.

Так почему же щемит тебе в груди, когда видишь, как его закатывают в асфальт, эту "стопку обувных коробок застройки шестидесятых"? Этот крематорий надежд, этого насильника жизненных шансов?

Удивительны твои сантименты. Малопривлекательны для девушки из "хорошего" столичного района твои портреты. Как мне полюбить твоих героев?..

Попробуй так.

Еще он видел призраков. Видел обычных – духов прошлых зданий и событий, врезанных в невидимую временную ось, фантомные постройки и сценарии, которые другие люди принимают за воспоминания.

Район - это истории.

Не великая наука о прошлом ("можно же оставить прошлое в прошлом"), оно слишком чуждо и пафосно твоей памяти (неестественны, чужды пьяным курильщикам исторические вставки, упоминания известных людей, визиты детей к Кромвелю). Пусть history будет только story. О мальчике, подавившемся конфетой. О женщине, рожавшей прямо в канаве на улице. О реставраторе, с которым заговорил нарисованный ангел с купола храма. О прекрасной девочке, умершей от дифтерии. О художнице, загребающей деньги за непонятные каракули. О шлюхе в поисках клиента и дозы. О семейных секретах инцеста, которые приводят залюбленных отцами и ненавидимых за это матерями девочек в психушку. А что еще ждать от такого района?

Из этого инфернального быта не вырваться. Даже смерть не даст освобождения. Потому что после смерти ты снова и снова будешь проживать свой ежедневный ад… А может, это твой рай? Как насчет прожить свой лучший день снова и снова? Самые страшные грешники в детстве были милыми котятками. Может, где-то по райским улицам в самой крутой детской банде носится ангелочек Дольфи с ангелочком Мойшей? Готовы ли вы к такой степени толерантности?

Это просто азартная игра, в таких районах иначе не бывает. В любом просыпается хулиган. Я видел, как людям резали глотки из-за классиков. Ты лучше бросай свой бильярд и давай дальше пляши на кончике иглы.

Мне понравилось черно-белое детское чистилище. Возможно, потому, что чистилище – это не место, а вектор, динамика? Не обреченное тошнотворное псевдодвижение через старение к деструктору. Не запечатанные вязкие соты обездвиженной бесконечности. А новые приключения - событийность, сюжетность жизни и текста! Мне близок этот выбор - быть безнаказанной бесстрашной бандой, скакать сквозь времена и события, влезать в тайны ангелов и демонов, оседлать мамонта, заглянуть в будущее человечества, принять участие в игре небесных архистратигов, гоняющих по стертому сукну шаровые галактики человеческих судеб в жутком "трильярде".

Повествованию нужна золотая нить истории, рассказа, на которую будут нанизаны все идеи. Сюжет зря недооценивают в наш постмодернистский век. Читателю нравится этот грёбаный сюжет, этот сладкий архетип, похоже, связан с самой сущностью человечности. Древние инфернальные сказки - вот этого точно нет у животных, вектор "завязка - развитие - кульминация - развязка" - показатель успешного естественного отбора. Жизнь как сюжет - разве это не любимая наша иллюзия?

А коварная ловушка большого размера в том, что, ну, парень, ты не Лев Толстой, тебя не кормит сонм крепостных, твоя жена феминистка и не ты ее карьера, ты зарабатываешь, ты сидишь в интернете, и тебе некогда перечитывать и переписывать от руки пять раз эти грёбаные полторы тысячи страниц. И каша твоего текста - отнюдь не изящная вещица.

Да, ты попытался ("впристыжку и препираючи по грязинфицированному корреадору"). Через приключения и рассказы непоседливых детей лучше всего можно было высказать район. Нанизать все судьбы, все совпадения, интриги высших и нижних сил, все идеи, характеры. Подвешенная жизнь мальчика, подавившегося конфетой, — подвешенный шар в потусторонней игре архангелов. Мальчик должен выжить, чтобы в какой-то момент в будущем стать определяющей каплей в другой судьбе. Закрутить все невообразимые события и толпы душ, чтобы спасти никому не нужное, жалкое существование цветной шлюшки, которая когда-нибудь станет святой, - действительно хорошая идея. Я оценила. Мне понравилось. Жаль, что идея утонула в вареве забытых деталей, ненужных слов, лишних штрихов и пресных банальностей.

Не слишком ли много слов, чтобы выразить довольно простую мысль: "каждый момент... драгоценность"?..

Человеческое существование – грандиозное повторение. Ничто не умирает и не исчезает, и каждый выброшенный презерватив, каждая мятая бутылочная пробка в каждой подворотне так же бессмертны, как Шамбала или Олимп.

_____________________________________
Па-беларуску...

Як апавесці пра месца, з якога марыш вырвацца, каб не вярнуцца ніколі, з якога немагчыма сысці, якое не сыдзе з цябе ніколі - нязводны акцэнт ("скрип Боро, всех его захоженных половиц и несмазанных калиток") - яно не адпускае, яно ляпнула па табе пахабную татуху - рабскае таўро твайго кепскага паходжання. Ты асуджаны на пэўны лёс месцам свайго нараджэння, ні стыпендыя ў "лепшай" школцы, ні вялікі талент не дадуць свабоды. Свабоды волі не існуе, кажа шчарбаты анёл з більярдным (трыльярдным) кіем замест дзіды. Але нават калі падманеш лёс, твая неадрэзаная прывідная пупавіна будзе абкручвацца вакол зямной кулі, ды ўсё адно вечна смактаць жыццёвую лімфу з саромнага ўлоння роднай памыйкі. Гэта неадольна.

Дзе знайсці словы, каб перадаць гэта? Каб здзейсніць "правасуддзе над вуліцай"? Табе спатрэбіцца шмат слоў.

Паспрабуй так.

...в помещении кишели отсутствия посетителей, коричневые и прозрачные, как старая целлулоидная пленка, и изредка несколько засиженных мухами не-тел накладывались друг на друга и заслоняли свет, хотя и неощутимо...

Раён - гэта людзі.

Дом-рабацяга, нягеглы, але дабротны, ліштвы жыламі напятыя ў задубелым мазалістым муры.

Дом-алкаголік, з кульгавым ганкам і падбітым вокам.

Дом-наркоша, нібы сабраных з выпадковых разнародных частак канструктару, з гірляндай дзіўных грыбоў наўпрост з-пад дашка.

І яднае іх усе вулка-самадайка, нецвярозая на паваротах, усім даступная ды нікім нелюбімая.

Ты ненавідзіш гэтыя гнілыя сцены, мацерныя пад'езды, абассаныя падваротні, каналізацыйныя стокі з горамі смецця, шпрыцоў, цукерачных фанцікаў, прэзерватываў, сабачых какашак. Гары ён гарам дашчэнту, гэты раён, да падмуркаў, што цягнуцца гнілымі трубамі ўглыб зямлі і смокчуць іржавымі трубамі з цэнтра зямлі тую самую салёную плазму першастварэння. Гэта цэнтр сусвету.

Твой раён перамолвае сваіх дзяцей. Дэструктар-дэтэрмінізм. Бяссілле і безвыходнасць.

Дык чаму ж табе шчыміць, калі ты бачыш, як закатваюць яго ў асфальт, гэтую "стопку обувных коробок застройки шестидесятых"? Гэты крэматорый надзеяў, гэтага гвалтаўніка жыццёвых шанцаў?

Дзіўныя твае сантыменты. Непрывабныя твае партрэты для дзяўчынкі з "добрага" сталічнага раёна. Як мне палюбіць тваіх герояў?..

Паспрабуй так.

Еще он видел призраков. Видел обычных – духов прошлых зданий и событий, врезанных в невидимую временную ось, фантомные постройки и сценарии, которые другие люди принимают за воспоминания.

Горад - гэта гісторыі.

Пра хлопчыка, які падавіўся цукеркай. Пра жанчыну, якая нарадзіла проста ў канаве на вуліцы. Пра рэстаўратара, з якім загаварыў маляваны анёл з купала храма. Пра дзяўчынку, памерлую ад дыфтэрыі. Пра мастачку, што заграбае грошы дзіўнюткімі крамзолямі. Пра шлюшку ў пошуку кліента і дозы. Пра сямейныя інцэстныя сакрэты, якія прыводзяць залюбленых ба'цькамі і зненавіджаных за гэта маткамі дзяўчат у псіхушку. А што я хацела? Які раён, такія і гісторыі.

З гэтага інфернальнага раёна не вырвацца. Нават смерць не дасць вызвалення. Таму што пасля смерці ты будзеш зноў і зноў пражываць сваё штодзённае пекла... А можа, свой рай? Пражываць зноў свой найлепшы дзень? Самыя страшныя грэшнікі ў дзяцінстве былі мілымі кацяткамі. Можа, недзе па вулках раю ў самай крутой дзіцячай бандзе гойсае анёлак Дольфі з анёлкам Мойшам? Ты гатовы да гэтага? Як далёка заходзіць твая талерантнасць?

Это просто азартная игра, в таких районах иначе не бывает. В любом просыпается хулиган. Я видел, как людям резали глотки из-за классиков. Ты лучше бросай свой бильярд и давай дальше пляши на кончике иглы.

Я ўпадабала чорна-белы дзіцячы чысцец. Відаць, менавіта за тое, што чысцец - недавечнасць, дынаміка. Не асуджаны ташнотны псеўдарух праз старэнне ў дэструктар. Не запячатаныя вязкія соты нязменнасці. А штораз новыя прыгоды - падзейнасць, сюжэтнасць жыцця і тэксту! Быць пасля смерці беспакаранай бясстрашнай бандай, скакаць па часах і падзеях, пралазіць у таямніцы анёлаў і дэманаў, асядлаць маманта, зазірнуць у будучыню чалавецтва, паўдзельнічаць у гульні нябесных вояў, якія ганяюць па сцёртым сукне шаравыя галактыкі чалавечых лёсаў у вусцішным "трыльярдзе".

Я не ведаю, якую дакладна задачу ставіў перад сабой Алан Мур. Калі яму не хапіла паўтары тысячы старонак, каб гэта стала відавочна для мяне, значыць, ён не справіўся. Пераказаць раён свайго маленства, прымусіць палюбіць яго насельнікаў? Узненавідзіць? Проста пакінуць іх жывымі супярэчлівымі на старонках кнігі? Вядома, у такім аб'ёме тэксту ёсць і яскравыя, удалыя, і штучныя эпізоды (ненатуральныя гістарычныя ўстаўкі, згадкі вядомых асобаў, візіты да Кромвеля).

Гісторыі патрэбная гісторыя - аповед, залатая нітка, на якую наніжацца ўсё. Сюжэт дарма недаацэньваюць. Чытач любіць доўбаны аповед, гэта салодкі архетып, магчыма, звязаны з самой сутнасцю чалавечнасці. Старажытныя інфернальныя казкі - вось чаго дакладна няма ў жывёлаў, вектар "завязка - развіццё - кульмінацыя - развязка" - паказнік паспяховых нейронаў.

А пастка вялікага аб'ёму ў тым, што, ну, хлопча, ты не Леў Талстой, цябе не кормяць сонмы прыгонных, твая жонка феміністка і ты не яе кар' ера, ты працуеш, ты сядзіш у інтэрнэце, і ў цябе няма часу перачытаць і перапісаць ад рукі пяць разоў гэтыя доўбаныя паўтары тысячы старонак. І каша твайго тэксту не выкшталцоная зграбная штучка.

Так, ты спрабаваў "впристыжку и препираючи по грязинфицированному корреадору". Праз прыгоды і гісторыі неспачылых дзяцей найлепш можна было апавесці жыццё раёна. Сабраць у адно ўсе лёсы, усе выпадковасці, інтрыгі найвышэйшых сілаў, усе ідэі, характары. Падвіслае жыццё хлопчыка, які падавіўся цукеркай - падвіслы шар у тагасветнай гульні арханёлаў. Хлопчык мусіць абавязкова выжыць, каб калі-небудзь у будучыні стаць вызначальнай кропляй у іншым лёсе. Закруціць усе неймаверныя здарэнні і сонмы душаў дзеля таго, каб уратаваць нікому, здавалася б, не патрэбнае, жалю годнае існаванне каляровай шлюшкі, якая некалі стане святой, - дапраўды ўдалая задума. Я ацаніла. Мне даспадобы. Шкада, што ідэя патанула ў варыве лішніх слоў, сцэнак і лючынак.

Ці не зашмат слоў, каб выказаць даволі простую думку: "каждый момент как драгоценность".

Человеческое существование – грандиозное повторение. Ничто не умирает и не исчезает, и каждый выброшенный презерватив, каждая мятая бутылочная пробка в каждой подворотне так же бессмертны, как Шамбала или Олимп.

Все уходит. Все исчезает. Люди, места превращаются лишь в болезненные тени былых себя, а потом их усыпляют, как усыпляют и сами Боро

Часть 1. Я сделала это

Ура! Я сделала это! Ура! Ура! Ура!

Прочитала эту глыбу, монумент, пухляш, толстячок, гранит, кирпичище, который в моей читалке был 39567 страниц в формате txt. Для сравнения: "Пролетая над гнездом кукушки" Кена Кизи 7438 страниц, "Блеск и нищета куртизанок" Оноре де Бальзака 13208. Тогда можно сказать, что Иерусалим – это 5 "кукушек" или почти 3 "куртизанки". "Оно" Стивена Кинга тоже была короче – 29440 страниц, а я его читала месяц. Месяц! И больше ничего не читала!

Иерусалим нужно было прочитать за 15 дней. Задача поставлена и она выполнена.

Ура! Я сделала это! (абзац самовосхваления в честь дьявола, у которого тщеславие был самым любимым из грехов)

Часть 2. Иерусалим говорите?

Всю первую часть книги, продираясь через многословие автора, герои куда-то идут по улицам Боро в прошлом и настоящем. Нас знакомят с пятью (!) поколениями Верналлов и Уорренов и частично с их разветвленным семейным древом, их соседями и друзьями. С каждым героем объёмней и цветистее раскрывается перед читателем древнейший район Нортгемптона - Боро. Каждая глава про нового героя, который куда-то идёт по улицам города. Подробно описывается по каким улицам и площадям он или она перемещаются. Наверное, занимательно следить по карте за передвижениями героев (к сожалению, только в третьей части узнала, что в бумажной книге карта есть, у меня была электронная). Можно взять фигурку из детского конструктора и передвигать героя до внезапной встречи с другим героем книги. Передать невидимую эстафетную палочку и следить за новым героем. Это неважно, что герои из разных времен, живые и мертвые. Хотя "на самом деле есть только жизнь. Смерть – обман зрения, который бытует в третьем измерении."

Вторая часть – это странствия мальчика вместе с Мертвецки Мертвой бандой во время клинической смерти. Захватывающие приключения героев накладываются на историю Питера Пэна и его мальчишек, на мифологию посмертия в разных религиях и литературе. Это самая динамичная и понятная часть книги.

Третья часть неровная. Одну главу читаешь, как камень в гору катишь, другую, как с этим камнем катишься вниз. Каждая глава - новый жанр. Лучше всего у меня зашла "Ступени всех святых" в виде пьесы. Как сложная семейная проблема находит решение в виде предательства единственного ребенка (у меня было отчетливое чувство дежавю, сбой в матрице?). Очень страшно. От трагедии отвлекали забавные комментарии призраков Томаса Беккета, Самюэля Беккетта и Джона Клэра. Когда сойдутся все нити повествования, хочется прыгнуть выше головы и закричать: - Круто! Я в восторге! Книга заканчивается и уже жаль расставаться с героями, хочется начать заново это приключение.

Но когда она подойдет к концу, когда неизбежно захлопнется гробовая задняя доска, ты мгновенно забудешь, что уже продирался через сюжет, и возьмешься вновь – возможно, привлеченный эффектной и героической картинкой тебя самого на суперобложке. Говорят, это признак хорошей книги – если можно ее перечитывать и каждый раз находить что-то новое.

Часть 3. Прощание с Боро

Ещё в этом произведении описано прощание. Прощание с тем Боро, который был и больше никогда не будет. Прощание с теми домами, которых больше не будет, прощание с детством, которое чем старше становишься, тем зеленей и лучезарней. Память, она такая, она оставляет нам самое лучшее и прячет страшное, грустное и неприятное.

И снова о себе.

Я живу в городе, в котором активно ликвидируют ветхое жилье. Милые, но старые двухэтажные деревянные дома с печным отоплением, с дворами, где были дровники, грядки и качели. В этих домах пахло по-особому, деревом и печками, и этот запах я узнаю из тысячи. Последние полтора года через дорогу забивают сваи и здание, в котором работаю (1938 года постройки) пугливо вздрагивает от этих ударов. В этом месяце стали разбирать последний деревянный дом рядом с уже построенными многоквартирниками. Разобрали крышу и второй этаж. Как печально и холодно дому в снегопад с непокрытой головой и глазами-окнами без стекол. Того Архангельска, каким он был даже 30 лет назад нет.

И Боро, каким он был раньше тоже не существует.

Но он был, и это мы можем увидеть на картинах, фотографиях и в художественной литературе.
Иерусалим – это память о Боро, каким он уже не будет.

PS. В этой книге есть ещё много идей о жизни и смерти, о богатстве и бедности и много другого, которое не постигнуть за одно прочтение. Но есть ответ на вопрос, как стать экспертом:

Пространство и история мира велики, спору нет, но и «Война и мир» тоже велика, а все-таки конечна. Были бы желание и время – если не считать, конечно, что времени вообще нет, – то можно легко изучить вдоль и поперек и то и другое. В вездесущности нет ничего особенного, думал дьявол. Просто перечитывай книжку почаще в свой почти бесконечный досуг – вот и станешь экспертом.

Джойсорогие мучазверги глодой горбулки и so чувствуницше лЮчиности! Возвышаю псих в сквиз по проСрану-помпее Анала руМа «Yeah трус налим», паскудник псы cheet Али в кака черствей бонварского януса. ПиСсы лайте совьи от veto в комет Арии и вульвыигры why? те пери шузы!

1. Какое прозвище дали друг другу Альма и Мик Уоррены?

2. Расположите по старшинству членов семьи Верналлов/Уорренов:
А. Дорин Уоррен
Б. Альма Уоррен
В. Мэй Уоррен
Г. Джозеф Уоррен
Д. Снежок Верналл
Е. Одри Верналл
Ж. Эрнест Верналл

3. Что означает глагол "блесть"?

4. Как правильно записывается оригинальное название "Поминок по Финнегану":
А. Finnegan's Wake
Б. Finnegan Wakes
В. Finnegans Wake
Г. Finnejoyce a-la Nmoore's

5. Какой персонаж является альтер-эго автора?

6. Какое боа носила Филлис Пейнтер и почему?

7. Какая реальная историческая личность не появлялась в сюжете как отдельный персонаж?
А. Оливер Кромвель
Б. Диана Спенсер
В. Сэмюэль Беккетт
Г. Джон Баньян

8. Что общего у Уильяма Блейка с Боро?

9. О чем рассказывается в третьей главе третьей части?

10. На какой из фотографий изображен Алан Мур?
А.
Б.
В.
Г.
Д.

11. На чем виртуозно умела играть Турса Верналл?

12. Как в книге называются ангелы и демоны?

13. Сколько раз в книге упоминаются ночные горшки?

14. Почему утонула Марджори?

15. Как на самом деле звали Снежка Верналла?

16. Что такое Деструктор и где он находится?

17. Что произошло с Миком Уорреном в детстве, и при каких обстоятельствах он об этом вспомнил?

18. На детские книги какой известной писательницы похожа вторая часть книги (Душа)?

19. Сколько лет из истории Нортгемптона вошло в роман?

20. Сколько картин нарисовала Альма по околосмертным видениям своего брата?

И снова десять – ну или, если точнее, девять лет спустя. Гарри и Дженис по-прежнему вместе. Они отошли от дел, поручив все своему сыну Нельсону, и по полгода живут во Флориде. Годы берут свое, наш старый добрый Кролик уже стар в прямом смысле слова, здоровье оставляет желать лучшего – тучность, барахлящее сердце… Но грядет очередной кризис. Кролик души не чает во внучке, готов постараться ради симпатий маленького внука, но отношения с сыном у него все такие же скверные, и на сей раз его мрачные пророчества оправдываются целиком и полностью. Целостность обоих семейств под угрозой – да и жизни некоторых их членов тоже.

Напряжения в этой книге много, гораздо больше, чем во всех предыдущих. Читая, то и дело думаешь, дотянет ли Кролик до конца книги. Будь он чуть более чувствительным – сыграл бы в ящик где-нибудь в середине. Даже в отличной форме тяжело пережить подобное, особенно когда единственный человек, способный повлиять на ситуацию, надевает розовые очки. Пусть Гарри, как и прежде, далеко не всегда справедлив к своему сыну, более того, отношение у него целиком предвзятое, Дженис ведет себя и того хуже и долго не желает смотреть правде в глаза, хотя первая эту правду и узнает. Гарри приходится вращаться в жутком водовороте: больное сердце, бессильное барахтанье в слабых попытках вправить мозги непутевому сыну, угроза разорения, постоянное чувство того, что его усиленно смещают на вторичные роли – дорогу Нельсону!.. Впору бы пожалеть Кролика, однако нельзя не вспоминать давно прошедшую эпопею с Джил, которая, видимо, сильно травмировала Нельсона и в какой-то мере является корнем всех происходящих с ним зол; признай Гарри свою ошибку, раскайся он искренне – и моя симпатия была бы целиком на его стороне. Но вместо этого Гарри повторяет те же ошибки, губя на этот раз внуков, главным образом Джуди – чего только не наслушался и не насмотрелся ребенок благодаря славному деду. И это не говоря о том, что при всей своей так называемой «любви» к сыну Гарри считает своим священным правом спать со всеми его женщинами («ну а что такого, ну накатило!») Любопытно и то, что, поступая так, он с яростным пристрастием допрашивает всех подряд, а не голубой ли Нельсон. Хорошо, прямого утвердительного ответа Гарри так и не получил – сдается мне, случись это, размазал бы сына по стенке.

В общем, так и не исправился Кролик, и не набрался он мудрости, как разглагольствует аннотация книги – Гарри остался при всем том, что было у него в самом начале, разве что ненадолго скрыл себя под респектабельной мишурой. Но потом сбросил ее во имя достойного финала – и пожалуйста, перед нами все тот же Кролик.

Порадовало, что в этой книге куда меньше разговоров, чем в остальных, их заменили рассуждения. Гарри окидывает взглядом свою жизнь, пытается подвести какие-то итоги, задумывается о небытии, в которое ему вскоре предстоит погрузиться. Градус напряженности тоже способствовал положительной оценке книги – тут уж не просто жизненная драма, а настоящее кипение, близкое к уголовщине, предвещающее трагедии. Минусом же считаю то, что, бросив в рассуждениях Гарри несколько цепких вещей, автор даже не подумал как-то раскрутить их, довести до логического завершения и рассказать читателю, чем, в конечном итоге, завершится сия драма. Но – что есть, то есть.

В целом тетралогия оказалась вполне увлекательной, хотя и, пожалуй, неудобоваримой для русского читателя. Слишком это, знаете, по-американски.

Полтора килограмма слов (буквально - столько весит книга), которые будто бы специально для меня написаны. Нет, не в том плане, что я смогла считать все пласты того, что утрамбовал туда автор - могу только позавидовать знатокам, которые прокопаются глубже. В остальном - я, кажется, ровно та целевая аудитория. Несмотря на абсолютное равнодушие к комиксам (автор-то в первую очередь именно оттуда, хотя конкретно эта книга к комиксам отношения не имеет), уж не знаю, какими тропками в поле моего радара попала эта книга. Видимо, в рамках каких-нибудь списков "самых ожидаемых", где-то чем-то зацепила. Ожидание затянулось, но оно того стоило.
Поначалу, когда только вчитываешься в этот изобильный текст, возникает ощущение, что автор так устал умещать все, что хочет сказать, в окошки комиксов, и накопил так много слов, что пытается вместить их в предложение сразу все (и многократное ура Сергею Карпову за титанический труд и блестящий перевод!) Но вчитываясь - а книга (думаю, умышленно) написана так, что читать ее привычным "быстрочтением" не получается, она требует замедления и всматривания в детали - так вот, вчитываясь, ты понимаешь, что каждое это (на первый взгляд избыточное) слово - на своем месте, именно это хотел сказать автор и именно в этом весь он (и да, когда я говорю про избыточность - это не кружевные вензеля красивостей, это довольно едкий и меткий юмор, еще раз ура переводу).
В книге три части, объединенные местом - собственно, место и есть главный персонаж. И вопреки названию, речь не о жарких песках, а о туманной Англии. Крохотный район Нортгемптона, район нынешней бедноты и богатой истории. Первая часть - ближе к земле, обыватели и их жизнь (кокни на русском это отдельный писк, даже не представляю, как читать книгу в оригинале). Вторая часть - Наверху, в послесмертье (и забудьте про банальные ад и рай). Третья - синтез, как инь и янь, и самая сложная. Впрочем, третью часть (и не только ее, но самое зубодробительное именно там) автор описывает в ней же, в одном из абзацев:

Нескончаемо длинный по современным стандартам, труд Херви, оказывается, меняет стиль и подачу с каждой новой главой, перескакивая от одного стиля или жанра к другому, и среди них насчитываются "описания, научная статья, внутренний монолог, истории из жизни, автобиография, сообщения очевидцев, портреты, рассказы, проповеди, лингвистические исследования, описания природы, дневник, поэзия и гимны. В труде также немало мест, напоминающих по структуре современный киносценарий". Стадс задумывается, не стоит ли добавить и битнический авангард к и так увесистому списку литературных форм (...) Хотел бы он посмотреть, как какой-нибудь современный слизняк хотя бы попробует замахнуться на такую грандиозную и разнообразную вещь.

Слизняк ли я современный или право имею, как бы говорит нам автор) Упомянутые лингвистические исследования в виде сотни страниц от лица дочки Джойса (тысяча соболезнований переводчику!) убедили меня никогда даже не пробовать читать "Поминки по Финнегану". Огромное количество реальных персонажей и событий, вплетенных тут и там в это полотно, настраивают на постоянную связь с гуглом. И да, каждый эпизод в начале книги обязательно будет отражаться дальше, каждый встреченный персонаж не случаен, все будет рассмотрено с самых разных углов (углы тут вообще играют очень важную роль). Сквозь время и пространство и обратно, перемещаясь и там, и там, и между. И еще - блестящая композиция, я прямо радуюсь, встречая такие концовки с оттягом, когда не просто кульминация бдыщ-бдыщ и финал, но и красивое переваривание развязки, когда все детальки окончательно выстраиваются в нужном порядке.
Этакая ода месту, ода людям, обитающим в этом месте (ладно, людям - не всем). И какой-то грандиозный эксперимент, который очень сильно на любителя, но я, к счастью, оказалась именно в числе любителей. Лично я получила громаднейшее удовольствие.

Если можешь не писать - не пиши. Этому прекрасному совету мог бы последовать Мур до написания своего "творения". Этим советом воспользовалась бы и я сама, если бы по Долгой прогулке не нужна была рецензия. Выделю две основные проблемы: мою и автора.
Моя - заключалась в нелюбви к большим текстам. Если автор художественного произведения не может уложиться в разумные 400-500 страниц, значит он просто размазывает кашу по тарелке и не умеет четко доносить свои мысли. Подробное описание того, как кто-то ходит по городу, тщательный рассказ о том, как персонаж сходил в туалет, все это приправленное присутствующим постоянно Городом. Да, именно так. Город - здесь главный. Он не какой-то там фон или место преступления, он Главный. Закоулки, переулки, улицы и заведения, всего этого было слишком много. "Пиши, сокращай", как говорится в копирайтерской среде. Кроме того, мне не хватило "английского" кругозора. Аллюзии, намеки, отсылки были не слишком понятны, а желания разбираться в словесном поносе (иногда в прямом смысле слова) не было. Каждый раз, с грустью глядя на количество оставшихся страниц, я надеялась, что вот-вот и наступит озарение, еще чуть и я пойму, что же такого прекрасного и замечательного принес "Иерусалим" людям, которые с таким восторгом о нем отзывались.
Проблема автора - в подражании. Где сам Алан Мур? Помимо того, что в Альме. Главы, несомненно, разные, написаны разными стилями, но где в этом всем автор? Я его не увидела, ну, или не распознала за множеством витиеватых предложений, насыщенных огромным количеством эпитетов и метафор. Также вся книга выглядит как попытка Мура доказать, что он может. Написать не какой-то там графический роман, а полномасштабное литературное произведение. Доказал? Ну, если это зависит от количества знаков, то да, он однозначно переплюнул "Улисса" и прочих. Но если говорить о какой-то духовной составляющей, о значимости романа - нет. Это не книга "все обо всем", не энциклопедия, просто игра с читателем. Просто "текст", который мы читаем, но не можем постичь. Либо же автор попытался приготовить слишком большой кусок пирога.
---
В конце выражаю свое почтение Сергею Карпову, вот кто прошел "і Крим, і Рим" в процессе перевода. С благоговением и ужасом представляю (или не представляю), сколько времени было потрачено, сколько мерзости пропущено через себя, сколько новых английских слов положено в словарный запас (несомненный плюс).

Этнографические заметки и философия познания мира и себя - это автобиографический роман В. Голованова.
Тут надо сразу понимать, что это не художественная литература, а документальная, биография в каком-то смысле. Местами было книгу читать скучновато (повествование занудно и "размазано" по страницам), но в целом мне понравилось.
Попытка описания сотворения мира и поиск гармонии в себе самом впечатляет и вдохновляет, философские рассуждения автора заставляют задуматься, заглянуть "внутрь себя", да и просто остановиться и посмотреть вокруг.
Остров Колгуев - крупный остров в Северном Ледовитом океане на востоке Баренцева моря. Ад или рай?
Яркое, буквально живое описание серого безликого существования самого острова и его жителей.
Я бы порекомендовала книгу тем, кто ищет себя, новый смысл в своей жизни... ну и тем, кто ценит и любит красоту мира вокруг (в книге замечательно передан колорит местности).

Я читала эту книгу и страдала буквально над каждой страницей. Плевалась, жаловалась и читала дальше. Но стоило книгу отложить и меня опять к ней тянуло. А дальше я опять страдала и плевалась. Замкнутый круг почти в полторы тысячи страниц. Сейчас, когда последняя страница наконец перевернута, мне грустно, что больше меня не ждет встреча с уже почти родными персонажами и мучительным авторским языком.
Говорить что-то о сюжете модернистских книг достаточно сложно. А если автор изначально позиционирует свой труд как чистый эксперимент - и вообще безнадежно. А "Иерусалим" именно такой эксперимент от первой до последней буквы. Три книги, которые совершенно не похожи между собой. Мало того, даже отдельные главы первой и третьих книг - как отдельные фрагменты огромной мозаики.
Сложнее всего было пробраться через первую книгу. В каждой главе новый герой, новый сюжет, совершенно непохожая манера повествования. Единственное, что их связывает, место обитания - Боро во всех временах одновременно. Уже потом, во второй книге, начинаешь понимать, что все эти персонажи - не просто так проходили мимо.
Вторая книга - как цельная история с одними и теми же персонажами во всем пространстве и времени одновременно. Наверху и в нижнем Боро, пишет историю и является ее непосредственными участниками.
Третья книга - как цель всего происходящего ранее. С одной стороны - итоги, с другой - обещанный эксперимент формы.
За время чтения моя оценка колебалась от 0 до 10 по нескольку раз в день. Это было сложно, иногда едва ли не через силу, но определенно интересно. Думаю, что читать книгу во второй раз, когда уже знаешь основную задумку, будет настоящим удовольствием. Ведь можно будет не пытаться удержать в голове сюжет, а наслаждаться деталями.

Из романов Ольги Токарчук я читал только "Бегунов". Так как эта книга меня крайне порадовала, то я решил продолжить знакомство с автором. Изучив аннотации остальных книг польской писательницы, я ожидаемо выбрал ту, что про историю. Она не разочаровала, хотя надо сказать, что проверенная тактика на этот раз дала сбой: "Книги Якова" не особо похожи ни на "Бегунов", ни на обещанный в аннотации остросюжетный исторический роман.

Честно говоря, "Книги Якова" вообще мало на что похожи. На самом деле, больше всего эта книга напомнила исторический труд, автор которого прямо по ходу работы разочаровался в науке и решил переквалифицироваться в писатели. Если убрать побочные ветви и диалоги, если убрать всю метафизику и лирику, то в сухом остатке мы получаем стандартный качественный нон-фикшн об иудейской секте Якова Франка — там даже анализ использованной литературы есть! Причем автор, как и подобает хорошему историку, не забывает о контексте и разворачивает эту малую история на фоне истории глобальной: несмотря на то, что начинается все на рядовой еврейской свадьбе в богом забытом Рогатине, на страницах романа мелькнут и Август III, и Мария-Терезия, и император Иосиф, и Екатерина II, и Станислав Август Понятовский, и даже Дантон с Демуленом. Для меня это первый очевидный плюс книги: до этого мало что доводилось читать про Речь Посполитую того периода, особенно про Подолье, а я очень ценю качественные романы о редких эпохах и локациях. По тому же Рогатину потом даже в Google Earth прогулялся, интересное место.

Вторым большим плюсом романа является литературное мастерство Токарчук, которое в "Книгах Якова" раскрывается куда ярче, чем в тех же "Бегунах". Филигранное использование приема с несколькими рассказчиками, вставные истории и россыпь блестящих цитат, а также любопытнейшие рассуждения о том, почему возникают секты, какие люди становятся их лидерами и какие приемы используют для удержания власти, превращают книгу в настоящий пир литературного гурмана. Правда, стоит уточнить, что пир этот очень неспешен и требует от читателя изрядных усилий — к середине книги ты знакомишься с несколькими десятками персонажей, с трудом разбираешь, кто из них кто, а после Львовского диспута все они... принимают христианство и меняют имена, после чего автор начинает называть их по-новому! Следить за таким нелегко, равно как и за многочисленными родственными связями. Местами мозг кипел примерно так же, как в славные недели "Улисса".

Не уверен, что эта сложность всегда была оправданна. Это первая небольшая претензия к книге, а вторая заключается в том, что Токарчук отказывается от традиционной схемы с кульминацией на третьей четверти романа. Я бы даже сказал, что она вообще отказывается от кульминации как таковой, потому что самого яркого момента в книге не выделить — Львовский диспут? Крещение? Ченстохова? Вена? Пожалуй, ближе всего к традиционному пониманию кульминации события, связанные с крещением франкистов и ложным кровавым наветом, но это случилось в середине книги, а все, что было потом, в таком случае выглядит как неоправданно затянутая и местами, чего греха таить, скучноватая концовка. С другой стороны, не удивлюсь, если это тоже такой прием, отсылающий к человеческой жизни с ее пиком где-то на середине и последующим затяжным увяданием. Тем более в одной из последних глав о чем-то таком рассуждает умирающий Моливда-Коссаковский — как по мне, самый интересный персонаж книги.

В романе Токарчук не содержится чеканных формулировок, однозначных оценок и бесспорных выводов. Примерно так же нет их у моей рецензии. Пожалел ли я о выборе? Нет, нисколько, книга определенно заслуживает внимания. Приводила ли она меня в восторг? Да, местами я считал ее едва ли не лучшим, что читал в этом году. Хотел ли я ее бросить? Да, местами становилось скучновато, особенно после 1760 года. Рекомендую ли я ее? Разве что ограниченному кругу читателей, которых не отпугнут объем и сложность. Буду ли я ее перечитывать? Да, при наличии свободного времени. Буду ли я в первую очередь перечитывать именно ее? Нет, точно нет.

4/5

Объем романа не предвещал ничего лёгкого, и я уже заранее настроилась, что придется с усилием вникать в его содержание. И тяжело мне было не только из-за объема, но и потому, что темы религии, размышлений о мессиях и сектах для меня сложны в понимании.

Действия романа разворачиваются во второй половине XVIII. Герои историй жили на стыке разных стран и народов, они постоянно странствовали в поисках лучшей жизни и пересекали различные границы. В основном повествование романа ведётся о Якове Франке, польском еврее, жившем в указанный период времени. Он провозгласил себя мессией и основал собственную секту, к которой примкнули многие его последователи.

Не сказала бы, что я испытывала какую-то явную неприязнь к Якову, но и каких либо положительных эмоций у меня не было. Он вел яркую жизнь, полную странствий, постоянно посещая новые места и знакомясь с новыми людьми. В книге много исторических событий, в которые вовлечены герои романа. Они переезжают с места на место, подвергаются гонениям и нападениям, обретают единомышленников и покровителей, путешествуют на корабле, присутствуют при осаждении монастыря и его освобождении, наблюдают за расправами над книгами, являются свидетелями убийств, справляются с последствиями неудачных миссий, испытывают на себе особые виды гостеприимства, а так же участвуют в бесконечных оргиях.

Зацепил меня рассказ из детства Якова. Возможно, он особого значения не имел для последующих событий, но у меня в памяти осталась эта жестокая история.

Вдруг он вспомнил, что однажды в игре с другими детьми объявил себя старостой, а поскольку у него теперь была власть, потребовался также и вор. На эту роль выбрали маленького мальчика, привязали его к дереву и стали пытать нагретым на костре рельсом, требуя, чтобы он признался, где спрятал лошадей. Тот плакал: мол, это ведь игра, нет никаких лошадей. Однако потом боль сделалась такой сильной, что мальчик чуть не потерял сознание и тогда выкрикнул, что спрятал лошадей там-то. И Яков его отпустил.

Не понравилась чрезмерная любвеобильность Франка. Он даже не брезговал женами членов секты, при этом мужчины сами предлагали Якову своих жен, дочерей, сестер. А женщины совершенно не были против, даже обижались, если он выбирал другую. В каждой деревне они без каких-либо зазрения совести так и прыгали к нему в постель. В книге в общем-то все спят со всеми, да еще вкладывают в это особый смысл.

Так же я недоумевала от некоторых моментов.

В книге переизбыток персонажей, их имён, родственных связей, и мне было сложно уследить за всеми нитями повествования. А когда герои меняют имена, я поняла, что окончательно запуталась. В финале я уже совершенно не понимала, кто умирает, кто ещё живой, и о ком именно в данный момент идёт речь.

Единственное, что мне запомнилось и понравилось, как в книге была добавлена частица магического реализма, связанная с историей Енты, которая находится в коме. Она то умирает, то ещё живёт и видит сверху ветви семей и их жизнь.

– Людям всегда хочется, чтобы все было просто. Так или эдак. Белое или черное. Дураки. Ведь мир состоит из бесчисленного множества оттенков серого.

Книга историческая и похожа на некую семейную хронику, разобраться в которой и понять смысл может посвященный человек или литературный гурман. Эта книга сложная, рассчитана на вдумчивое и медленное чтение. Хотя иногда полезно выйти из зоны комфорта и почитать то, на что никогда бы не решились раньше.

Где-то в тексте, ближе к концу, была мысль, что написать книгу это одновременно и создание ее, и освобождение от мыслей. И вот - мне показалось, что это было именно оно - освобождение от мыслей.

Это смесь из истории, путешествия и философских размышлений. Причем последних больше всего. Даже сложно передать в чем смысл, потому что по ощущениям он заключен именно в рефлексии.

Местами это увлекательно, истории местных были даже иногда чем-то забавны. Местами философский настрой вызывал светлое меланхоличное настроение. Будто сидишь рядом, любуешься на природу и слушаешь размышления человека, которые или близки, или любопытны для тебя.

А местами было легкое недоумение, или даже скука. В хитросплетении слов терялась нить и следить за текстом становилось сложнее. Потому что внимание удерживать было порой сложно и мысли словно старались найти свой философский лад.

Знаете, иногда читаешь книгу и не можешь оторваться. Все мысли только о том мире, о героях. Как они там, выживут ли, что еще придумает автор? А ночью, даже если завтра рано вставать, продолжаешь читать и читать, до состояния песка в глазах! Вот эта книга не такая.
Мое почтение тем, кто смог считать все скрытые и явные сигналы автора. Правда, для этого нужно быть пожилым англичанином, живущим в Нортгемптоне. Ибо как вы поймете как выглядит персонаж, если он похож на актера из британского сериала 80-х. Про религиозные, эзотерические, музыальные, да в целом культурные, я просто молчу. А когда пошла геометрия, меня просто потеряли.
Мое почтение тем, кто имеет феноменальную память (или тупой карандаш) и запомнил весь массив персонажей. Ибо в любой момент, у вас может возникнуть чувство, что вот этот человек нам где-то встречался. И если с Верналлами-Уореннами все понятно, то с призраками, прохожими, воспоминаниями не угадаешь. Это важно для сюжета? А это? А иногда бывает важно не имя, а, допустим, клетчатый пиджак. Или цвет волос и глаз. А иногда это может быть ловушкой, как в случае с Дереком.
Мое почтение тем, кто не страдает топографическим кретинизмом и даже по бумаге может ориентироваться в незнакомом городе. Спасибо Полине Парс, она сделала, то, до чего я бы не додумалась, а именно открыть этот город на гугл картах! Практически все там увидите.
Мое почтение тем, кого зацепила интрига. Хотя какая интрига, автор несколько раз рассказывает чем закончатся почти все истории. Моё любимое это скачки на мамонте во второй книге. Банда мчится, призраки хлопают, время истекает. Успеют или нет??? И только те кто, как я не оценил сей опус понимают эта интрига бессмысленна, Майкл все это расскажет Альме. В чем тогда смысл этой гонки?
Мое почтение тем, кто верит, что раньше было лучше. Когда, когда это было? Здесь явно прослеживается тоска по старым добрым временам. Но вот перед нами вереница лет, и что-то я не увидела там чего-то невероятно хорошего. Люди разные, есть маньяки, а есть врачи. Есть матери, а есть проститутки. А есть система, которая загнала их в один район, и ждет, когда они передохнут там, ибо они отработали свой ресурс еще в середине 20 века.
Мое почтение тем, кто может видеть в этом нагромождение текста видеть какую-то красоту. Хотя современные авторы не могут без натурализма. Мы же не знаем как люди испражняются и как при этом воняет.
Мое почтение российскому издателю. Который верит в то, что 11000 читателей смогут его прочесть. Или купить и красиво поставить на полку.
Мое почтение переводчику. Здесь без сарказма, правда для него это был титанический труд. Ибо Муру мало английского и кокни. Он еще свои словечки придумает. Так можно еще и сказать что это в Боро так говорят, кто проверит? Это везде были повитухи, а вот в Боро смертоведки!
Мое почтение создателям обложки. Вместо члена поставить 18+ просто гениально. И весь смысл этого проклятого трильярда передать.
Мое почтение тем, кто не пел во время каждого появления в тексте Боро
Boro boro delam toro toro nemikhad
Digeh digeh nemikham bebinamet...